Свежие истории от 29 октября 2008

Сэм, что-то пробурчав, отправился в номер мужской части команды, спокойно занял свободную кровать и заснул полуправедным сном.

Павлик вернулся чуть позже, чем на рассвете. Нагулявшись в "Жемчужине" он мечтал поскорее добраться до гостиницы работников цирка, где его, по его собственным представлениям, ждала уютная постель. Не забывая про необходимость позавтракать, наш герой купил по дороге две бутылки пива и пачку сигарет, проник в гостиницу и наткнулся на удивительный факт: отсутствие спального места. Не обладая весомыми аргументами для освобождения своего ложа от внезапного вторжения, Павлик принимает мудрое решение: выйти на балкон, полюбоваться утренним морским пейзажем, а заодно и позавтракать.

Удивительный город Сочи, живущий сезонным заработком, четко делит представителей фауны на людей и остальных простым и верным способом. Поздней весной, летом и ранней осенью пропитания хватает абсолютно всем, а вот зимой только люди, сумевшие за сезон накопить под матрасами, в чулках и на расчетных счетах кое-какой жирок живут вольготно. Животным приходится намного сложнее, и если летом они, лоснясь от щедрых подачек приезжих северян, мирно дремлют на солнышке, то с осени до весны заняты сложным процессом выживания. Делают они это, кучкуясь в лохматые, худые и злые сообщества под названиями стаи.

Ни о чем, написанном в предыдущем абзаце Павлик, конечно не догадывался. Мирно попивая пивко и любуясь бликами волн у горизонта с высоты третьего этажа, он пребывал в состоянии перманентной эйфории, из которой его не могла вывести даже бабушка лет семидесяти, которая с настойчивостью Железного Дровосека рубила дрова за забором, ограждающим гостиницу работников цирка от частного сектора. Докурив очередную сигарету, Павлик бесцеремонно кинул окурок вниз и, проследив глазами его незамысловатый полет, наткнулся взглядом на серого, облезлого кота, мирно шествующего по абсолютно пустой автомобильной стоянке гостиницы.

Такое случается сплошь и рядом: сидит себе человек, никого не трогает и тут его дергает черт. Вот и Павлика черт дернул. Раздвинул он губы, предъявив миру сногсшибательную якутскую улыбку, и тихо произнес: "Кис, кис, кис…".

И мир взорвался! Мгновенно из всех щелей, окрестных канав, подворотен, подвалов и чердаков, на этот многовековой призыв человека-кормильца, рванули кошки. Это был гон, но вызванный не инстинктом размножения или самосохранения, нет, кошек к гостинице работников цирка гнал банальный голод. Дико ревущий пушистый ансамбль сформировался под балконом за одну минуту. Сформировался и замер. И тишина… Только двадцать семь пар глаз, посчитанных позже любителями статистики, преданно смотрели вверх и в них горел немой вопрос: "Ну и что "кис, кис, кис…"?".

Павлик медленно поднялся с шезлонга, удивленно посмотрел вниз, повел бровью и принял решение. Да! Если тебе не везет на большой сцене, если карьера великого артиста не складывается, то надо дорожить каждой минутой триумфа, каждым мгновением славы и любой публикой. А публика у него в этот момент была. Она сидела внизу на асфальте, и готова бала внимать. Павлик набрал полную грудь, сверкнул очами и начал, возможно, самый яркий монолог своей жизни.

— Товарищи кошки! Я собрал вас здесь, что бы сделать важное заявление. Мы не можем более мериться с человеческим и собачьим беспределом. Даешь кошачьим счастливую жизнь! Каждой кошке по куску солянки! Нам необходимо воплотить в жизнь усатую революцию. Для начала мы займем в этом городе господствующие высоты и пункты общественного питания!

Голос Павла гремел над округой, привлекая своей энергией редких прохожих, но страшно раздражая тех, кто после длительной и веселой ночи мирно посапывал в своих номерах. КВНщики разных городов, мастей и вероисповеданий стали выбираться на балконы с одним лишь желанием – заткнуть ненормального оратора. Увидев же картину во всем ее блеске, разношерстную толпу, сидящую на асфальте, люди тут же останавливали свой порыв и присоединялись к числу, пусть ржущих, но внемлющих.

Доморощенный же Уго Чавес и не думал останавливаться.

— Нам необходимо взять приступом "Жемчужину". Там находятся наши угнетатели, они жируют на наших проблемах! Даешь кошачье метро! Даешь кошкам право голоса!

Хорошо все-таки строили наши предки, только этим я могу объяснить отсутствие рухнувших от гомерического смеха балконов. Казалось, этот митинг будет продолжаться вечно. Но нет! У любого политического движения всегда найдутся противники. Нашлись и у этого. Угроза пришла, как и можно было предположить, из частного сектора. Бабушка приостановила свою деятельность по снабжению жилища топливом, воткнула топорик в колоду и зыркнула в сторону гостиницы работников цирка, готовя сокрушительную ответную речь. Из-за забора ей не было видно основных слушателей, она наблюдала только Павлика и гогочущую, политически необразованную молодежь, за умы которой она и вступила в яростную борьбу сочным южным акцентом.

— Не слушайте его! Он сумасшедший! – закричала она.

И тут же над Сочи громом прокатился раскат смеха. Нет, не бабушку высмеивали балконы гостиницы работников цирка, другое событие взорвало их. Сразу после могучего крика оппонентки Павлика одна из кошек встала и пошла прочь из рядов своих соплеменников. Услышала, поверила… Но! Павлик был этим утром в ударе и не хотел терять ни одного из своих соратников.

— Не слушайте её! Это провокаторша! – выпалил он.

Гром вторично потряс столицу будущей зимней Олимпиады, потому как слабохарактерная серая кошка тут же обернулась, посмотрела на балкон, с которого вещал лидер кошачьего движения за равноправие, вернулась обратно и села на то же место, которое десять секунд назад так безропотно покинула.

Павлик приготовился к продолжению своего эмоционального выступления, балконы замерли в ожидании, и в этот момент действие кончилось. Все-таки это был несанкционированный митинг, и когда на прилегающей улице раздался вой сирены, кошки бросились врассыпную. Не готова еще, видимо, пушистая живность к беспощадной борьбе за свои права.

Зрелище завершилось, участники разбежались, зрители пошли досыпать…

И только Павлик задумчиво смотрел на безбрежнее Черное море. Затем вздохнул и тихо произнес: — Мы пойдем другим путем.