и накрыл им тело женщины, чтобы мальчишка не видел изувеченную, залитую кровью мать. Очень быстро приехала милиция, оцепившая место происшествия, "Скорая помощь", зачем-то пожарные, собралась огромная толпа зевак. Все они охали, ахали и обсуждали произошедшее. Как-то так вышло, что без внимания остался только плачущий мальчишка, сидевший на обочине дороги. "Ну, как так? " — подумал Никулин, вышел из толпы (милиция, увидев известного актёра, останавливать его не стала, только честь отдала) и сел рядом с мальчиком. Утешил, как мог, подарил свой красный галстук с изображением пчелы, а потом ещё и на такси домой к бабушке увёз.
В этот день у Никулина была назначена серьёзная встреча с японской делегацией. Юрий Владимирович, естественно, опоздал. Опоздал почти на полтора часа, да ещё и вошёл в кабинет без пиджака (костюм приобретался специально за границей, для протокольных мероприятий), без галстука, в белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Руководитель токийской делегации Ито Кобаяси и его коллеги посчитали внешний вид и опоздание Никулина оскорблением, нарушением протокола, на котором азиаты зациклены, и демонстративно покинули цирк.
Только спустя пять лет Кобаяси узнал истинную причину опоздания директора Цирка на Цветном Бульваре. Никулина пригласили в столицу Японии, прислав за ним самолёт, принадлежащий компании. В офисе Юрия Владимировича встретило семьдесят восемь низко поклонившихся японцев без пиджаков, без галстуков и в белых рубахах, рукава которых были закатаны до локтя.
Орангутанг Фу Манчу, живший в зоопарке штата Небраска с 1965 по 1983 г. неоднократно сбегал из клетки, используя ключ, который он сделал из куска проволоки. Вместе с ним оказывались на свободе и его четыре соседа по вольеру. Группа никогда не создавала проблем и не пыталась покинуть территорию зоопарка; им просто хотелось выбраться из вольера и потусоваться в других частях зоопарка. Их любимым местом были вязы возле вольера для слонов. Сотрудники зоопарка долгое время были в недоумении. Когда они осматривали Фу, он прятал ключ во рту, засовывая проволоку между губой и деснами и вынимал ее только тогда, когда хотел выйти на небольшую экскурсию. Обнаружилось это лишь после шестого "побега".
Интересное событие произошло в турецком городе Элязыге в 1960-х годах. Из-за халатности персонала почти все душевнобольные сумели сбежать из больницы и раствориться в городе.
Когда сотрудники в панике позвонили главврачу больницы Мутемет-бею, тот удивил всех своим полным спокойствием. Он приехал в заведение, собрал десяток санитаров и взял в зубы свисток:
— Парни, выстраивайтесь в колонну за моей спиной и цепляйтесь друг за друга.
Я буду свистеть, а вы дружно делайте "чух-чух-чух" и пойдём искать нашу пропажу.
Живой поезд во главе с паровозом-главврачом выехал из ворот психбольницы и со свистом и чуханьем пустился в путь по извилистым улицам Элязыга.
Задумка Мутемет-бея оказалась сработала: постепенно к паровозику присоединялись всё новые и новые вагоны. Психам понравилась игра и ни один не упустил возможности в неё влиться.
Поскольку Элязыг — городок небольшой, постоянно удлиняющийся поезд объехал все улицы и вернулся в больницу через пару часов.
В СССР в составе делегации приехала какая-то депутатша конгресса Мексики. Советский Союз имел виды на Мексику, поэтому заигрывал и старался по возможности обаять разных деятелей из этой развивающейся страны.
спросили — что ей интересно было бы посмотреть в Советском Союзе, с кем познакомиться?
Депутатша ответила, что в молодости занималась музыкой и ей было бы интересно узнать, как в Советском Союзе обстоят дела в этой отрасли народного хозяйства.
Решено было показать так сказать товар лицом. Самым подходящим для обаяния депутатши признали Журбина — 36 лет, член КПСС, на тот момент автор 6 мюзиклов, 3 опер (в том числе первой советской рок-оперы "Орфей и Эвридика"), 2 симфоний и нескольких концертов для фортепиано с оркестром. Это не считая многочисленных песен и мелодий к фильмам.
В назначенное время в квартиру к Журбину приехала депутатша в сопровождении переводчика и сопровождающего.
Познакомились, сели пить чай. Журбин, что называется распустил хвост и рассказал обо всех своих достижениях.
Потрясенная депутатша слушала с открытым ртом про рок-оперы и симфонии, вынуждена была признать, что в Мексике нет и близко ничего подобного. Журбин сыграл несколько своих мелодий на рояле.
Депутатша, что называется "була у захваті".
Наконец, Журбин вспомнил, что его гостья тоже имеет какое-то отношение к музыке и предложил ей сыграть что-нибудь.
Депутатша отказывалась, говорила, что она никоим образом не может даже и подумать, сесть за инструмент после великого Журбина, ведь его рок-оперу сыграли (подумать только!) уже около 2 тысяч раз.
После таких лестных слов гостьи, Журбин удалился к тумбочке, достал одну из своих пластинок, надписал и одарил ею депутатшу.
Но Журбин снисходительно настаивал.
— Ну, хорошо, — наконец-то сдалась депутатша.
— В молодости, я сочинила одну песню. Сейчас я вам её исполню.
Мексиканка села за инструмент и сыграла. И даже спела.
Повисла звенящая тишина. У всех трёх советских товарищей отвалилась челюсть.
Журбин что-то лепетал про то, что он считал эту песню народной. Но нет. Автор мелодии и слов сидела за его роялем собственной персоной.
Нужно было сдать отчет о педпрактике. Направили в какую-то школу, я там нарисовалась, договорилась, и заодно посмотрела, как побыстрее добраться. Побыстрее – это через больницу, забор, тропинка, еще забор, тропинка – и забор школы. В каждом из заборов любовно сделан лаз: отогнуты пара прутьев или порвана рабица, а дырка через больничный забор
так еще и оборудована металлической лесенкой через трубу тепловой сети. Что мне нравится на моей любимой родине – так это то, что строгость законов в ней всегда умалялась их неисполнением.
Тайминг выверен до секунды, утром туманным с сумкой с материалами и туфлями Högl, каблук 8 см, я несусь на всех парах, потому что как всегда опаздываю. Пролетаю больницу насквозь и упираюсь носом — в свежезаваренный забор. Прям поверх металлической лесенки, и заварен прочно. Рядом топчется в растерянности какой-то молодняк. Видать, для них тоже неожиданность. У меня выбора нет – если я пойду в обход, я опоздаю. А я ж сегодня типа учитель. Я – ребята, что делать будем? Они – ну, мы вас можем подсадить. Но сами не полезем. Лады. Костюмчик брючный, хоть тут повезло. Запихали они меня наверх кое-как, свалилась я на другую сторону, дальше – а второй забор тоже заварен! Суки! Как я корячилась! Молодняк рукоплескал.
К счастью, школьный забор остался дырявым без изменений, я не опоздала, бегом переобулась, бегом в кабинет, занятие провела, выплываю гордо в коридор. Вся такая умная, в очочках и Högl. И что вы думаете – прямо на меня идет тот самый молодняк, который меня на верх забора час назад под задницу запихивал! Провалиться мне на этом месте! И знаете, что они сделали? Они – отвернулись. Они одновременно всей компанией посмотрели в сторону, синхронно. Как сказала мне одна учительница, "В нашей школе мы уважаем друг друга. Преподаватели не ругаются матом при детях, дети не ругаются матом при преподавателях".
что в связи с тем, что кто-то отменил свою запись, я могу прийти к ним уже в 9.30. Я как раз только отправила свою семью в школу и на работу, а часы уже показывали без четверти девять, и до врача было 35 минут езды.
Поэтому я торопилась. Как, наверное, большинство женщин, перед посещением гинеколога я хотела уделить некоторое время интимной гигиене, но на этот раз у меня было слишком мало времени для тщательного ухода, поэтому я просто схватила тряпочку для мытья, лежавшую на умывальнике, и быстренько подмылась с ее помощью, чтобы хотя бы иметь "презентабельный" вид. Тряпочку я быстренько бросила в бак с грязным бельем, быстро оделась и в спешке поехала в клинику. Там мне пришлось подождать всего несколько минут, прежде чем я смогла войти в кабинет к доктору. Так как я, как и множество женщин, знакома с этой процедурой много лет, то я привычно залезла на кресло, смотрела в потолок и представляла себе, будто я в Париже или в каком-нибудь другом далеком месте.
Вошел врач и я должна сказать, что была несколько удивлена, когда он сказал: "Ох, как мы сегодня постарались!" Я ничего не ответила и с облегчением восприняла окончание процедуры.
Весь остаток дня я провела за домашними делами — уборка, покупки, готовка...
Когда закончились школьные занятия, моя шестилетняя дочь вернулась домой. Она одна играла в ванной комнате, когда она крикнула: Мама, а где моя тряпочка для мытья?"
Я ей ответила, что она в стирке и чтобы она взяла себе чистую.
Исмаил Недждет Кент (1911 -2002) — турецкий дипломат, работая в должности вице-генерального консула Турции в Марселе, узнав однажды, что нацисты "загрузили" 80 турецких евреев, живущих в Марселе в вагоны для скота, для перевозки в концентрационные лагеря, бросился с требованием немедленно освободить турецких граждан.
евреи – граждане Турции, а Турция не участвует в войне.
Немецкий офицер ответил, что там нет турецких граждан, “там только одни евреи”, и тогда Недждет Кент и его помощник тоже сели в вагон и отказывались выходить из него, несмотря на требования нацистов.
На следующей станции уже группа немецких офицеров поднялась в вагон, и принесла извинения Кенту, попросив его вернуться в Марсель, они пригнали для него автомобиль.
Но Кент был непреклонен, “как представитель светского правительства Турции, которое категорически выступает против разделения людей по их религиозным и этническим признакам, я не могу оставить этих людей здесь и отправить их на погибель, " сказал он.
Удивленные его бескомпромиссной позицией нацисты, в конечном итоге, отпустили поезд в Турцию.
Всегда есть Люди с большой буквы??!
В 2001 году Недждет Кент был удостоен ордена за высшие заслуги перед Отечеством, одной из самых высоких наград Турции, а также специальной медалью правительства Израиля за спасение евреев во время Холокоста.
Как говорится, лучше поздно, чем никогда. Когда вспомнили его героический поступок, ему было 9О лет, то есть примерно через 60 лет.
Из вежливости вхожу в его лавку, долго разглядываю прилавки, делаю выбор:
— Дайте мне орбит эвкалипт, десять штук
Продавец достает жвачки, в коробочке остаются всего две упаковки.
— Это последние?
— Да
— Их тоже заверните
Считаю деньги, продавец кладет двенадцать жвачек в крохотный целлофановый пакетик, но не может удержаться от любопытства:
— А защьем вам столки орьбит?
И тут мне хочется как-то взбодрить хитрого и алчного торгаша, вдохнуть в него жизнь:
— Понимаете, вот у вас он еще по старой цене, а со вчерашнего дня во всем Ташкенте уже в два раза дороже, кое-где даже по 15000. Говорят, новых поставок больше не будет
Продавец замирает с пакетиком в руках. На лице очень сложные чувства, от глубокого потрясения до горькой досады. В мгновенно остекленевших глазах отражается высшая математика — коммерсант в уме подсчитывает убытки. Взять пакет с жвачками из его рук не получается, тот вцепился в него мертвой хваткой. Наконец, с трудом вырвав покупку, кладу деньги на прилавок:
Осенью 1952 года в начальной школе Элизиан Хайтс в Калифорнии полосатый кот вошел в класс во время урока, уселся в центре комнаты и начал умываться. Кот был худым и голодным, и учительница позволила ему выпить молока. Он провел на уроках около полдня, а затем величественно встал и ушел. На следующий день кот снова пришел в школу. Когда стало ясно, что он будет приходить регулярно, ему дали имя Класс Восемь, в честь кабинета, в который он зашел первым. Кот Класс Восемь стал легендой, а среди учеников не было более почетной должности, чем "кормильщик" кота и "сдвигатель спящего кота". Если посмотреть старые фотоальбомы Элизиан Хайтс того времени, то почти на всех групповых фотографиях классов (примерно с 1952 по 1967 годы) кот обязательно будет сидеть в центре. Спустя много лет гитарист Лео Коттке увидит эти снимки, узнает историю их появления и напишет инструментальную композицию "Room 8". В 1963 году кот пострадал в драке, а в 1964 году серьезно заболел пневмонией. Одна из учительниц, Вирджиния Накано, предложила свой дом в качестве "ночного" жилья. Днем кот продолжал ходить в школу, а вечером уходил к ней – в дом через дорогу. А когда ему стало трудно ходить, сотрудники школы носили его туда и обратно. В 1968 году кот Класс Восемь умер в предполагаемом возрасте 22 лет. Он получил собственную могилу и три колонки некролога в "Лос-Анджелес Таймс".
Вдруг в тишине раздался голос одного из корифеев, который ни к кому не обращался, а просто начал рассуждать вслух:
— Ну, вот чего у меня нет? Я — народный артист СССР, член партии, орденоносец... Постоянно занят в репертуаре. Чего у меня нет? Прекрасная пятикомнатная квартира в центре... Дача замечательная... Две государственные премии. У меня есть и свой театр, где я Художественный руководитель... Возят на персональном автомобиле. Да и своя "Волга" имеется. На здоровье, тьфу, тьфу, тьфу, не жалуюсь... Ну, и чего у меня ещё нет?
И тут в повисшей тишине раздаётся голос остряка Бориса Николаевича Ливанова: