Свежие истории от 22 июля 2019

ребят перебрав спиртного устроили небольшой дебош с приставаниями к пассажирам и посыланием как можно дальше представителей экипажа пробующих их успокоить. Народ занервничал. Минимум, что могло произойти, это вынужденная посадка в ближайшем аэропорту для высадки дебоширов, о чем и объявил пилот. А у всех были дела, планы и встречи. И в этот момент откуда то с последних кресел к быкующим подошел невзрачный паренек.

— Пацаны, а давайте мы с вами альбом с фотками посмотрим, — обратился он к буянам.

— Чего? — опешили те.

— Ну фотки мои посмотрим, — все так же жизнерадостно улыбаясь, пояснил он, протягивая небольшой альбомчик.

— Да пошел ты, урод! Давай вали отсюда, пока мы тебе твой альбом в … не засунули! — рявкнул один из дебоширов.

— Вы бы посмотрели, пацаны, ну а если не понравятся, то тогда и засунете! — все так же спокойно и улыбаясь, настаивал паренек. — Посмотрите!

— Ну-ка давай сюда, щас взглянем — наконец произнес второй, тоже опешивший от такого предложения.

Как только альбом попал ему в руки и он открыл его на первой попавшейся странице, от альбома их было уже не оторвать. Они листали и листали страницы их лица трезвели прямо на глазах, а паренек не переставал улыбаться. В альбом заглянула и стюардесса, тоже удивленная такой сменой настроения пассажиров, хмыкнула и пошла в кабину к пилотам.

— Ну, посмотрели? — когда практически весь альбом был пролистан, поинтересовался паренек.

— Да-да! — довольно вежливо заявили быковавшие, протягивая альбом обратно.

— Ну вот и хорошо, мы там в хвосте с пацанами на сборы летим. Ладно, пойду, наши там кемарят, завтра трудный день. Но с лучших моментов еще фоток нащелкаем. Вдруг обратно вместе лететь будем, я вам дам посмотреть.

Что происходило в кабине пилотов, никто не знает. Но пилот больше о вынужденной посадке не объявлял, в положенное время самолет приземлился в аэропорту назначения. А дебоширы? А дебоширы весь остаток пути разговаривали шепотом и видимо только об искусстве фотографии. Великая сила фотографического искусства не смогла оставить их равнодушными.

своё чадо и садится на лавочку втыкать в телефон. Если детей на площадке нет, то мамына корзиночка подбирает палку, и носится с диким ревом по периметру, бороздя палкой по железной ограде, либо неистово раскачивается на такой машинке, которая приделана к площадке толстой пружиной. И тоже орёт. Орёт так, будто его рвут на куски. Оно так играет. Девице уже как-то на этот ор указывали. Вскидывала бровки: ачотакова? Онжеребенок.

Когда появляются дети, игра концентрируется в песочнице. Чадо перестаёт орать и какое-то время вместе со всеми что-то в песочнице этой копается. Но недолго. Или лопаткой кого натоварит, или песком кинет. И сразу в рев, и к лавочке до мами. Мама встаёт, руки в боки, на все замечания один ответ: ваши не плачут, а плачет мой. Уймите, типа, своих хулиганов.

Их папа, здоровенный добродушный детина, пару раз присоединялся к семейству на прогулке, на выходки сына смущенно крутил головой, бурча извинения и бросал жене:

— Катюха, мля, за пацаном, мля, следи, мля. Я не могу и вкалывать, и пацана воспитывать, — и уводил семейство домой.

Но вот вчера пацана привёл на площадку дед. Интеллигентного вида, в очках, с тросточкой. Сел, открыл книгу и стал читать. Дитятя привычно заорало и понеслось. Дедушка через пару минут подозвал его:

— Дима, или ты замолчишь, или я накормлю тебя собачьим дерьмом. Выбирай, — так спокойно и твёрдо сказал.

Дима, обалдевши, захлопнул рот.

— Запомни: орать нельзя. Иначе тебя когда-нибудь кто-нибудь накормит собачьим дерьмом. Мама и папа не помогут. Понял? Ну иди, играй.

И снова раскрыл книгу.

Дима полез к детям в песочницу. И, вскоре, уже несся с плачем к деду, успев засыпать песком кого-то из ребят.

Дед невозмутимо продолжал чтение, Диму догнала ватага ребятишек и песком накидали ему, и лопатками настукали. Дима визжал резаным поросенком.

Выскочили родители, и мама, и папа.

Мама перекрикивала сына, вырещала, что не ожидала ТАКОГО от родного отца. Это разве родной дедушка? Это же ИЗВЕРГ!

Отец невозмутимо читал книгу, и один только раз перемигнулся с зятем, который за спиной жены показывал тестю лойс.

Наши мамы берегли нас от "улицы", Каменнобродский район, в общем-то, не отличался благовоспитанностью, о нас в городе говорили: "Камбродские бандиты". Ты что, как уличная! – кричала бабушка, когда хотела заняться моим воспитанием.

Но мы были детьми, – какие бандиты! Мы играли допоздна летом в тенистых садах, пахнущих цветами: в июне – пионами, в июле – розами, в августе – астрами. Всё это цветочное изобилие наши бабушки продавали по вечерам в ведёрках у входа в Парк имени Первого Мая. А днём на базаре – абрикосы вёдрами, груши по килограмму, а яблоки…яблоки никто не продавал, они лежали ковром. А ещё мы тоннами лопали шелковицу – она росла прямо на улице, надо было только залезть на дерево и хорошенько потрясти…

Играли мы в прятки, в штандера, в выбивалы, в чью душу желаете, в "я знаю пять имён", …а постарше – в кис-мяу. Трудно представить, что у "бандитов", которыми нас считали в городе, самая экстремальная игра была "кис-мяу".

Когда мне купили велик, я каталась все каникулы, и добилась того, что могла ездить "без рук", положив ноги на раму, руки за спину…в общем, на равных с мальчишками. Гоняли мы по кругу: Заречная, переулок, ул. Артёма, опять переулок, Заречная.

Зимой сады замерзали. Снежные сугробы вырастали до самых окон, и в школьном сочинении в пятом классе я написала "На окнах узоры, как будто кто-то нарисовал их белыми кружевами. Это мороз! Ночью, когда все спят, он приходит и тихонько постукивает по окнам". На свет появлялись лыжи, санки, коньки – у кого были. Собаки – меня на санках мчал Дозор – восточноевропейская овчарка, все завидовали… А чего? Были во дворах лайки, были дворняги, а вот такого Дозора не было ни у кого.

Всё закончилось: для меня в 15 лет, потому что мы уехали, для моих друзей – в 25… Наш район уничтожили, снесли. Там проложили трассу. Снесли благоухающие сады, снесли дома, простоявшие 50 лет. Снесли память детства. Хотя это вряд ли: память осталась.

Я приезжала в 20 лет. Ещё всё было цело. Я пробежала по любимому саду, обняла старую грушу, на которой училась лазать с пяти лет: год – сучок/этаж, пока не добралась до верхушки: оттуда был виден парк и колесо обозрения.

В соседнем саду сидели Сашка и Димка, друзья детства. Между садами был невысокий заборчик. Сашка – в детстве тощий и сопливый плакса, а сейчас – высокий, сильный и красивый парень – как пушинку поднял меня на руки и перенёс через этот заборчик. Я не помню, о чём мы разговаривали, наверное, просто радовались, что видим друг друга. И ели яблоки из нашего детства.

Это был последний раз, когда я видела своих детских друзей. Сашка стал бандитом, погиб. Димка служил в милиции. Сейчас ничего не знаю ни о ком. Саша, Дима, два Вовы, ещё Саша и Серёжа, Лиля, Алла, Люда, Таня, ещё Таня, ещё Люда, …я помню вас всех. Этот рассказ посвящаю вам всем.

он всем прозвища придумывает и потом дразнит. Ему уже и воспитательница Нина Ивановна замечание делала, а он все равно дразнится.

— Давай, дочь, я сейчас его попрошу так больше не делать и родителям его скажу.

Приехали в сад, как раз в раздевалке мальчишка этот раздевается. С ним его папа. Подошел, познакомились. Отец такой общительный, позитивный.

Говорит:

— Я с Антошкой поговорю конечно, но вы не делайте трагедию, это же дети, подразнятся и перестанут.

Вечером дочь спрашивает:

— Папа, а как прозвища придумываются?

— Дразнится?

— Да.

— Нужно к имени прибавить первое созвучное слово. Например, Антошка-картошка.

Скажу сразу, поступил неправильно. Но "алягер ком алягер".

На следующий день вечером звонок от Антонова папы, судя по голосу, позитива поубавилось.

— Мы поговорили с сыном, он больше дразниться не будет, но и ваша дочь пусть больше не дразнится.

— Конечно. Как она его дразнит?

— Антон-картон. Мальчик расстроен, плачет, в сад идти не хочет.

— Успокойтесь, это же дети. Подразнят и забудут)))

— Нам в школу через год, не хватало чтобы еще это прозвище прилипло.

— Конечно, моя дочь тоже в школу через год, может даже в один класс попадут.

— Я Вас понял.

Блин, Антошка, не с твоим именем прозвища раздавать.