Свежие истории от 29 октября 2020

короной, лежат в больнице. Нужно то одно лекарство, то другое, поскольку запасы в больничке крайне ограниченные. В аптеках этого и соседних городов ни черта нет. К счастью у нас в Питере пока удается находить многое из того, что нужно. Покупаем, отправляем экспресс-доставкой. И вот в очередной раз нужно лекарство Х. Находим его в известной интернет-системе. Сами они не продают, но доставляют в одну из аптек города, по выбору. А аптека уже продает. Вечером заказываем, оперативно получаем подтверждение, что завтра к обеду доставят в аптеку. Пока все идет отлично. В 11 часов вижу в интернете, что заказ уже в аптеке. Отлично, все сработало супероперативно! Еду в аптеку, называю номер заказа. Да, поступил.... Но... Мы продать не можем. Почему? Маркировка! Система не работает. А когда сможете продать? Может через час, а может через неделю. Тьфу черт! Та самая маркировка с которой мы у себя в обувной сфере мучаемся с марта этого года и которая лишила нас части клиентов, потому что они не смогли с ней работать. Кривой сайт системы, никаких нужных функций, регулярные глюки. Это все про систему маркировки. Дотянули и до аптек свои щупальца!

Итак расклад: есть больной которому срочно нужно лекарство, вот оно это самое лекарство в руках у провизора, вот деньги за него (про бесплатную медицину и лекарства уже не вспоминаем). А вот какая то сраная наклейка, которая то ли неправильно считывается, то ли не считывается вообще. Наклейка придуманная очередным идиотом под предлогом некоего общественного блага, а на самом деле для того, чтобы получить за ее выпуск 50 копеек. Именно 50 копеек получают за каждую наклейку некие лица, причастные к этой дряни. И из за их 50 копеек делай что хошь. Ищи лекарство в другом месте, если найдешь. А нет, так мучайтесь и помирайте дорогие товарищи. Пандемия? Не, не слышали... Нам главное свое получить с вас.

подошв обуви истинных каратистов. Потом деревянная истерия схлынула и наступила эпоха массовых побоищ между себе подобных.

Дрались по поводу и без оного. Местные секции единоборств захлебывались нашествием юных падаванов. Основной принцип защищать, а не атаковать, моментально забывался по выходу из зала: дрались, дрались и дрались.

Брюс Ли задумчиво наблюдал с небес, как его адепты переметнулись в другую кунфустическую веру. Полагаю что особенно его поразила славянская техника ведения боя – бревном по горбу. Ведь как оказалось, ногами стопроцентно можно попадать только по деревьям, в живого человека – хер. Дальше воины вспоминали как Хон гонял курицу палкой, остальной сюжет растворялся как дым.

Фраза "Бей своих, что бы чужие боялись" утратила смысл, огребали все. По сути закрытый военный городок, стал враждебен к любому инородному телу, пол не имел значения, перелез через забор, все – пизец и травматология. Вскоре местная амбулатория в полном составе включая сантехничку взвыла от наплыва клиентов. На перевязки израсходовали даже половые тряпки.

Когда фингалы на мордашках своих чад стали родителей раздражать, на начальника городка люто надавили. Фильмы агрессивного содержания малолетним беспощадно запретили. Секции агрессивной направленности – закрыли. На курсы кройки и шитья джедаи конечно же не повелись, но пристроить свои тушки в командные виды спорта пришлось. Так в городке появилась суровая футбольная команда, которая на выездных матчах после победы не убегала сломя голову от местных. Потомки Хон Гиль Дона, [фиг]ли. Бревен хватало на всех.

и не повториться".

Перед очередными гостями я взял наклейку от винной бутылки, опустошённой в предыдущих гостях, и пошёл в магазин. Там я показал её кассирше, молоденькой девочке лет восемнадцати, сказал "I need the same" (мне нужно то же самое), и выставил вперёд три пальца, уточняя, сколько именно бутылок мне надо. Девочка быстро нашла вино, засунула бутылки в целлофановый пакет, назвала цену и добавила "plus tax" (плюс налог).

Английский я знал очень плохо, но слово plus понял правильно. Что такое tax я понятия не имел, но почему-то решил, что это – целлофановый пакет. В то время в Советском Союзе такие пакеты хоть и не были роскошью, но были ещё редкостью, и за них надо было платить. Мне же платить не хотелось, и, вынув бутылки из пакета, я сказал:

– No tax (нет налогу).

Девочка на несколько секунд потеряла дар речи, а, придя в себя, начала что-то быстро объяснять. Я, разумеется, ничего не понимал, но, не подавая вида, кивал и слушал. Она закончила говорить и вновь засунула бутылки в пакет. Я рассердился, вновь вынул бутылки и уже твёрже сказал:

– No tax.

На шум вышел хозяин. Его заведение находилось в районе, где в то время жило много американских евреев, спиртное большим спросом не пользовалось, и магазин влачил довольно жалкое существование. Но после того как туда стали приезжать эмигранты из Союза, торговля расцвела, а хозяин научился очень хорошо распознавать славянский акцент и даже выучил несколько русских слов.

Узнав, в чём дело, он с помощью этих слов и бурной жестикуляции, рассказал мне о системе налогообложения в Штатах. Я опять ничего не понял, но почувствовал, что спорить бесполезно и платить придётся за всё. Закончив лекцию, он положил бутылки в целлофановый пакет. Я заплатил, вынул бутылки, рассовал их по карманам, бросил ему целлофановый пакет и пошёл домой.

После этого каждый раз, когда я приходил в магазин, девочка-кассирша в ответ на моё приветствие спрашивала меня:

– No tax?

При этом она так многообещающе улыбалась, что я очень хотел пригласить её к себе, но не решался: здесь, в Америке, все друг другу улыбаются, и я боялся ошибиться, потому что очень не любил, когда мне отказывали.

Потом мы купили дом, переехали в другой район и всё забылось. А недавно я вновь оказался в районе моего Американского детства и решил посмотреть, существует ли ещё этот магазин. Он стоял на прежнем месте. Я зашёл и на кассе увидел ту же девочку. Только уже не девочку, а женщину в самом расцвете лет. Она меня узнала, мы разговорились, и опять она стала мне многообещающе улыбаться. И хотя я уже отлично понимал, что значит эта улыбка, я опять не решался пригласить её к себе, теперь я уже боялся, что она согласится. Чтобы выйти из неловкого положения, я купил бутылку вина. Она сказала мне, сколько я должен, положила вино в целлофановый пакет, а потом туда же положила свою визитку. Я спрятал эту визитку, как ностальгическое напоминание о начале своей жизни в Америке.

Так бы, наверно, эта история и закончилась, но вскоре губернатор объявил карантин и самоизоляцию. За последующие шесть недель домашнего ареста я так одичал, что решил позвонить продавщице. Я набрал номер, указанный в визитке, но после второго гудка автомат бесстрастным голосом сообщил, что магазин вышел из бизнеса.

Эмигранты предыдущей волны оказались правы: в Америке нельзя упускать возможность, она может не повториться.