Свежие истории от 18 июня 2024

от качества медицины, и т. д.

Лет 20 назад ко мне привели на консультацию девочку-аспирантку, у которой "ничего не получалось с кандидатской".

Она потратила титанические усилия и оценила (в одном "моногороде") здоровье ВСЕХ новорожденных детей в течение одного года. В городе был один роддом и одна детская поликлиника, так что найти практически все данные по нескольким сотням детей не составило особого труда. Из примерно 800 мам около 300 работали на заводе с некими химическими вредностями (аппаратчицы), а примерно 500 — там НЕ работали, и были медсестрами, библиотекарями, продавцами, кондукторами маршруток, и т. п.

Согласно всем классическим представлениям, состояние здоровья у "химических" детей должно было быть намного хуже, чем у "нехимических" (хотя беременных, как и предписывает закон, отстраняли от работы с вредными веществами).

Проблема была лишь в том, что в реальности все оказалось ровно наоборот: -).

Там был лишь один показатель, по которому "химические" дети были чуть-чуть хуже, чем дети библиотекарш, зато по всем остальным параметрам дети библиотекарш просто уже почти дышали на ладан, в отличие от здоровеньких детишек аппаратчиц.

Объяснить, почему дети аппаратчиц были намного здоровее детей бюджетниц, с точки зрения влияния химических вредностей было невозможно. Поэтому аспирантка и пришла ко мне.

Я только хмыкнул: "А ты знаешь, какие зарплаты у аппаратчиц и у бюджетниц? "

"Не-е-ет... А какое значение это имеет? "

"Значит так. Делаешь случайную выборку из 25% бюджетниц и 25% аппаратчиц. У тебя же есть их адреса, или номера телефонов? "

"Е-е-есть... Я их обзванивала через год после рождения детей, узнать состояние их здоровья... "

"Ну вот — обзвони четверть из них снова, и узнай примерную сумму дохода на одного члена семьи в месяц. Потом добавишь как один из доп факторов для сравнения параметров здоровья".

Через два месяца мне аспирантка принесла бутылку очень хорошего коньяка.

Как только сделали поправку на ЗНАЧИТЕЛЬНО более высокие зарплаты аппаратчиц (на тот момент — в среднем раза в 2-3 выше, чем у бюджетниц) — все встало на свои места.

У аппаратчиц было достаточно денег и на то, чтобы самим поесть до родов мяса и фруктов (и покормить потом ребенка), и на более дорогие лекарства. И это, получается, более чем компенсировало контакт будущих мам с ОЧЕНЬ вредными веществами на производстве. Достаточно сказать, что анемии у детей бюджетниц выявлялись в ДВА С ПОЛОВИНОЙ (!) раза чаще, чем у детей аппаратчиц.

А вот при сравнении семей с РАВНЫМИ уровнями дохода все-таки оказалось, что дети аппаратчиц имели намного худшие показатели здоровья, чем дети бюджетниц (что и требовалось доказать).

Защита кандидатской прошла на "ура", причем оппоненты отметили, что в работе была сделана одна из первых в РФ попыток оценить влияние на здоровье детей не только экологических, но и экономических факторов.

Я только ухмылялся в усы...

азбуки. Условием конкурса было, что ребенок должен придумать и написать письмо сам. Я дополнительно объяснил сыну, что Дед Мороз всё видит, всё знает, и писем, написанных родителями, не читает. В моих силах только показать, как пишутся буквы, что я с удовольствием и сделал.

Карманных денег у сына тогда не было вовсе. Но я учил его счету, называя все цены при покупках, и объявил ему заранее, сколько могу их потратить на новогодний подарок ему лично, на его подарки своей маме, бабушке, дедушке, тете и так далее — общую сумму, а дальше пусть сам выбирает, что кому дарить. Объяснил, что это мой новогодний подарок за то, что он научился считать.

Год тот был для меня урожайным, и вообще я счастлив был, что сын растет, и в нем просыпается разум. Особо я не жмотничал, но и понимал, что много денег вредно для психики ребенка. В общем, определил сумму умеренную, так, чтобы всем хватило хотя бы на мелкий подарок. Раз научился считать до тысяч, вот пусть сам и подсчитывает, сколько потратить на подарок себе, а сколько — на близких. Это интереснее, чем подсчитывать каких-то синичек на деревьях из учебника.

Сын не только уложился в бюджет, выбрав себе и всем подарки, но и оставил что-то на подарок Деду Морозу! Письмо ему он написал примерно такое:

Здравствуй, дед Мороз, все просят у тебя подарки но никто тебе ничего не дарит. Скажи, что тебе нужно? Я подарю

Разумеется, с кучей орфографических ошибок, но в таком духе. Я чуть не прослезился, читая это. Упаковал в конверт, закинул в новогодний ящик. Через неделю, центральная площадь Владивостока:

— А теперь объявляем победителя нашего конкурса! На сцену вызывается...

И далее — ФИО моего сына! Ведущий зачитал его письмо, бурные аплодисменты, охреневшему Деду Морозу вручается подарок, возможно, первый в его жизни из полученных в этой роли.

вечерняя поверка произведена! "

Неужели теперь и на нашей улице?

Перед началом занятий, во время летнего отпуска, мы с другом отправились к нему на родину.

Неделя пролетела незаметно. Отлично провели время — поплавали в речке, погоняли на велосипедах, попутно снимая выдуманные нами цирковые велотрюки на мой недавно приобретённый фотоаппарат "Зенит". Обращамая плёнка Орвохром, сульфит натрия безводный, бромистый калий — вот это вот всё.

К концу поездки у меня всё-же оставалось ещё немало неотснятых кадров, поэтому я с нетерпением ждал новых ярких событий, чтобы завершить начатое.

И события эти не заставили себя долго ждать.

Ребята постарше готовились к выпуску — защищали дипломы, шли на распределение и, как оказалось, запасались альпинистским снаряжением.

Альпинизм в нашем училище по популярности уступал разве что спортивному ориентированию.

И вот тишина одного летнего утра была нарушена какой-то суетой и возгласами:

"Вы еще не видели? Идите скорее смотреть, пока не сняли! "

И мы с другом, вооружившись недавно приобретенным фотоаппаратом "Зенит", отправились на разведку.

Оказавшись снаружи, мы явились свидетелями событий, затмевающими своей яркостью любой из отснятых нами ранее велотрюков.

На высоте между четвертым и пятым этажом висела прибитая строительными гвоздями к бетонной стене курсантская форма. В те годы мы называли такие гвозди дюбелями.

Распятый "курсант" стоял (висел) в полный рост — брюки, фланка, гюйс, тельняшка — все дела.

Самым же вызывающим в той картине было, пожалуй, вопиющее нарушение ним формы одежды — фуражку-мичманку он держал под мышкой в правой руке.

Никакой норд-ост не спас бы незадачливого кадета от четырёх нарядов вне очереди, окажись тот в подобном виде перед лицом вышестоящего начальства.

Поддавшись охватившему нас всеобщему веселью, мы сделали несколько снимков вблизи, а затем отошли на сотню метров, чтобы заснять всю эту красоту панорамно, но были остановлены окриком:

"Стоять! Оба — ко мне! "

Кричавшим оказался дежурный по училищу капитан третьего ранга Присяжнюк.

Будучи дежурным по училищу, это он, выражаясь культурным морским языком, протабанил ночные события, ответственность за которые теперь возлагалась тяжким грузом на оба просвета его погон.

Однако четыре лычки — это вам не жук на палочке.

Четыре лычки — это когда вместо полного подчинения приказу уже хватает дерзости развернуться на необходимое количество градусов и рвануть наутёк, что мы с товарищем успешно и проделали.

И в самом деле — зря мы что ли все предыдущие три года бегали многокилометровые кроссы?

Шкаф бывало: "Я вас наказываю не за то, что вы совершили нарушение, а за то, что попались. "

Но радость наша была преждевременной. Минут через пятнадцать в роте было объявлено срочное построение.

Перед строем возник уже упомянутый Присяжнюк, и потребовал:

"Старшина, отдай команду — фотографам выйти из строя! "

Один из наших товарищей решил, что фотографов ожидала какая-то шара (холява), и совсем уж собрался сделать шаг вперёд, но мы его опередили.

"Возьмите фотоаппарат и следуйте за мной", — приказал Присяжнюк, — "Сейчас я буду вас фотографировать.".

С этими словами он привёл нас в помещение, оказаться в котором опасались не только новоиспечённые четверокурсники, но даже и шестикурсники, которым до выпуска оставалось не более двух недель.

Присяжнюк завёл нас в кабинет начальника Организационно-строевого отдела (ОРСО) капитана первого ранга Бориса Николаевича Сверкунова.

Последний, сидя насупившись за своим столом, потребовал:

"Открывайте фотоаппарат, вынимайте плёнку, засвечивайте всю... Цветная, что ли? "

Утвердительный ответ вызвал на его лице некое смятение, напоминавщее своими очертаниями угрызения совести, однако полковник быстро овладел собой.

"А теперь идите, и снимайте со стены всю эту мерзость как хотите. Снимете — долОжите! Можете идти. "

И, понурившись, мы с моим другом отправились выполнять полученный приказ.

Первая попытка зацепить с крыши злосчастное распятие куском подвернувшейся под руку проволоки успехом не увенчалась — проволока разгибалась как пластилиновая.

Пришлось идти на поклон к сварщику, который изготовил для нас из арматурной стали великолепный захват-"кошку", состоявший из трёх остро заточенных когтей.

Вооруженные верёвкой и полученным устройством, мы вернулись на крышу.

Первые попытки удачи тоже не принесли. "Кошка" попросту раздирала материю, и форма, освященная подвигом матроса Железняка, оставалась на своём месте — хоть и потрёпанной, но непобежденной.

Мало помалу, однако, лоскуты начали становиться всё тоньше и тоньше, и принялись отваливаться сами собой.

Примерно через час ткань со стены полностью исчезла; оставались только ремень, да проклятая фуражка.

Впоследствие нам довелось пообщаться с одним из тех альпинистов, который признался, что изначально планировал пропустить дюбель насквозь через [м]ляху ремня, прихватив таким образом её к стене намертво, но затем отказался от этой затеи. Спасибо тебе, дорогой, друг Змей!

Еще через час удалось удалить и все остальные части, однако дюбеля так и остались торчать из стены немым укором, и, возможно, остаются на своих местах до сих пор.

Дня через три до нас донесли конфиденциальную информацию.

На собрании своих подчинённых начальник Организационно-строевого отдела (ОРСО) капитан первого ранга Борис Николаевич Сверкунов объявил:

"Ну, слава богу. Наконец-то хоть один выпуск догадался сделать хоть что-то оригинальное. А то вечно напьются, и бьют друг другу морды. "

как в старом фильме, к режиссёру подбегает молодая актриса, которая без пяти минут три дня работает в театре и говорит, что знает главную партию и всю жизнь мечтает её спеть. Делать нечего, на неё напяливают костюм, делают прическу, а режиссёр тем временем говорит напутственные слова. Начинается спектакль. Но как только молодое дарование открывает рот и начинает петь, всем становится понятно, что лучше бы спектакль отменили! Слушать это было невозможно. Но действие уже не остановить. Режиссёр за кулисами рвёт на себе волосы и потеет. Спектакль подходит к концу. Актриса должна выйти на сцену к своему мужу (по спектаклю) и спеть "Вбий мене! " (спектакль игрался на украинском языке). Она поёт "Вбий мене! ", что переводится, кто не понял, "Убей меня! ", партнёр достаёт огромный бутафорский кинжал и уже готов был вонзить его в артистку, но она вдруг отпрыгнула! Испугалась, наверное. Возникает пауза. Она, пытаясь спасти ситуацию, снова поёт: "Вбий мене! ", но опять в последний момент отпрыгивает. Режиссёр, уже почти лысый и весь потный, почти в голос шепчет из-за кулис: "Поймай эту с@ку, схвати крепко и убей её, наконец! А то я сейчас сам это сделаю и не бутафорским кинжалом!". В третий раз прозвучало: "Вбий мене! ", актёр схватил крепко актрису, вонзил в неё кинжал и должен был грянуть хор, но они все корчились от смеха. Кое-как доиграли! Артистку эту, как говорят, уволили тут же.