человеку в туалет посреди улицы. Hу с кем не бывает. То ли, вражины, улиток несвежих подсунули на обед, то ли просто перенервничал, пытаясь так переиначить список заказов родни, что бы он хоть на порядокне рознился с суммой на эти заказы отпущенной. Hе знаю. Hе суть важно.
А то, что на вопрос, где у них тут туалет, мне указали на круглуюметалическую штуковину. И всего за два франка я угодил на экскурсию в -кабину пилота космического корабля: множество кнопок, рычагов ипереключателей, но самое грандиозное — это когда, после твоего ухода, унитаз вместе с полом медленно проваливается в преисподнию, где за негопринимаются моющие машины. Возможно, что местные об этом и не догадываются, но я узнал.
Дело в том, что глупая машина узнает об уходе клиента, а, следовательно, и начинает уборку, когда перестанет чувствовать давление твоего веса на пол.
Я же, по старинной студенческой привычке, влез на унитаз с ногами, что быне подцепить какую-нибудь кож. вен. заразу (Париж все-таки — столица любви).
Цеплять, так хоть более романтично. Когда вдруг вырубило свет, меня этоне насторожило, ибо у нас на Сахалине скорее его наличие насторожит. Hо быля не дома, хотя, как выяснилось позже, и у нас и у них отключение светазнаменует собой одно и то же — еще большие катаклизмы. Hо, когда вся этачертова система, во главе со мной, величественно на ней восседающим, поползла куда-то вниз, вдоль стен, а из появляюшихся из под пола амбразурхлынула какая-то светло-розовая жидкость (первая мысль была, естественно, что кровь убиенных, попадших в эту жуткую западню до меня), я нескольконасторожился и ловко спрыгнул с горшка, чуть запутавшись в спущенных штанах, и находчиво рухнул мордой в появившуюся на полу лужицу. Hо, слава богу, этот механизм, в отличие от судебной махины, имел обратный ход, и яне изведал французской мойки, ибо все медленно и верно поползло вверх.
Я чуть замешкался с подъемом, думая о счастливой судьбе России, лишеннойэтого чуда инженерной мысли, и этого чуть оказалось достаточно. Замокпосле ухода кабины вниз, разблокировался и новые два франка, с той стороны, распахнули дверь и впустили в уже ставшую родной кабинку волоокую амазонку, как я узнал чуть позже, с прелестно-пронзительным голоском. Естественно, что как только она вошла, дверь автоматически закрылась и только тут онаувидела меня, вежливо улыбающегося, лежащего на боку в лужице и прикрывающегоеще не заправленное в спущенные штаны достоинство. Когда я стал подниматься, бедняжка, наконец-то, вышла из столбняка и принялась судорожно шарить рукойпо двери в поисках спасительной кнопки, но все еще не произнося не словаи не рискуя встать ко мне спиной. Hо когда мне все же удалось натянуть штаны, встать, и с мужественным, полным достоинства видом, начать объяснять, зачемя полз со снятыми штанами через подозрительную лужу в незапертой туалетнойкабинке, она не выдержала. И, испустив стон ужаса, плавно переходящийв дикий вопль, повернулась ко мне спиной и сразу же справилась с непослушнойдверью. Вышли из кабинки мы почти одновременно, но познакомиться поближе мнетак и не удалось. Странные они все-таки люди. У нас, в России, стресс роднитлюдей, у них, по-видимому, наоборот, разъединяет.
