Истории о армии #товарищ

в овраге подпольщиков(в народе "синий овраг",где проживало

большее количество антисоциальных личностей и много было воинских

частей .В народе пивнушка звалась калда, почему не знаю,там постоянно

проходили гладиаторские бои за право покупки пиво без очереди.

Была ранняя весна ,падал снег,когда мы с Макаром подошли к пивной,

на нашу радость очередь была не большая 4 человека, никто не лез без

очереди. Впереди нас стояли 2 мужиков в звании подполковников.

Вдруг из-за соседних кустов выходит человекообразная обезьяна с пустой

3-х литровой банкой в руке. Вид очень прикольный: грязные армейские

штаны, сапоги которые как минимум месяц где-то были в грязи, на голое

тело был надет бушлат и ремень кое-как был застегнут, животина у него

была просто не вероятных размеров. Погоны на бушлате были зеленые без

знаков различия, причем один был оторван и свисал с плеча. На голове

была шапка ушанка,одно ухо стояло,другое висело, с красной звездой, что отчасти выдавала в нем,

принадлежность к советской армии.

Настоящий русский партизан пьяный и небритый где-то с пару недель,

подумал я, и как оказалось не ошибся. Дело в том что в ближайшие

воинские части призывали гражданских на переподготовку на случай

ядерной войны, в народе их называли партизанами , по причине ношения

зеленых погон(зелень - это лес).Это был народ конкретный люмпен, у

которых жизнь шла от выпивки до зарплаты. Им до всех и до всего по

х..й

Молча подойдя к пивному киоску, он одной рукой отодвинул емкости

очередников, другой поставил свою грязную, видавшую виды 3 литровую

банку. Народ в очереди к таким типам привык, тем более мужики же на

службе в советской армии им же тяжело, и без ропотно пропустили его.

Но тут вдруг этого типа "советского воинослужащего" замечает один из

подполковников. Привыкший командовать у себя в части он пытается

сделать замечание "партизану-советскому воинослужащему", но никак не

может увидеть какое у него звание, погоны чистые-зеленые.

Поэтому говорит.:

Товарищ воинослужащий, вы что себе позволяете.

Очередь замерла в ожидании чего-то страшного.

Голова партизана повернулась к подполковнику

: А ты вообще Б%я кто?

П: Я? подполковник советской армии.

Партизан: Слушай ты подполковник советской армии,

а я сержант советской армии, пошел ты на х..й.

Вид у подполковников стал как у персонажей Гоголя,

когда им обьявили что приехал ревизор.

После этого партизану- сержанту советской армии,

наполнили 3-ую банку пивом, ему стало все не интересно и он спокойно

ушел бухать в кусты. Подполковники после этого не произнесли не слова.

Оказывается в советской армии сержанты круче подполковников.

[email protected]

а мы-артисты затем давали концерт.

На сцене Иван Михайлович, в основном, повторял то, что было написано о нём в книгах, а мне он часто рассказывал истории, которые тогда напечатать было нельзя, да, наверное, и рассказывать не рекомендовалось.

И если я уже, признаюсь, забыл: с какого именно плацдарма и в котором часу утра началось то или иное наступление (можно посмотреть в книге), то вот все эти истории помню, как будто бы опять слышу голос рассказчика:

«Приносит мне председатель трибунала бумагу: «Подпишите, Иван Михайлович! Завтра в 09: 00 хотим новобранца у Вас тут перед строем расстрелять».

– За что, спрашиваю, расстрелять?

– «Бежал с поля боя. Всем другим трусам в назидание».

А я эти расстрелы, скажу тебе, терпеть не мог. Я же понимаю, что этот молокосос вчера за материну юбку держался, дальше соседней деревни никогда не путешествовал. А тут его вдруг схватили, привезли на фронт, не обучив как следует, и сразу под огонь.

Я ведь тоже (даже в книжке своей об этом пишу) с поля боя по молодости бегал. И не раз, пока дядя (я под его началом был) своими руками пристрелить не пообещал – и я был уверен, что пристрелит. Это же стра-а–ашно! Взрывы, огонь, вокруг тебя людей убивают, они кричат: с разорванными животами, с оторванными ногами-руками... Вроде и мысли в голове о бегстве не было, а ноги тебя сами несут, и всё дальше и дальше.

Ох, как же трудно со своим страхом справиться! Огромная воля нужна, самообладание, а они с опытом только приходят. С ними люди не родятся.

И вот этого мальчишку завтра в 09:00 возле моего КП убьют перед строем...

Спрашиваю председателя трибунала: «А вы разобрались во всех деталях его воинского преступления? » Тот мне: «А чего тут разбираться? Бежал – значит, расстрел, о чём тут ещё можно разговаривать? Всё ясно. »

Говорю: «А вот мне не ясно из твоей бумаги: куда он бежал? Направо бежал, налево бежал? А, может быть, он на врага бежал и хотел других за собой увлечь! А ну, сажай свой трибунал в машину и следуй за мной – поедем в эту часть разбираться».

А чтобы в эту часть проехать, нужно было обязательно пересечь лощину, которая немцем простреливалась. Ну мы уже приспособились и знали, что если скорость резко менять, то немецкий артиллерист не сможет правильно снаряд положить: один обычно разрывается позади тебя, другой впереди, а третий он не успевает – ты уже проскочил.

Ну вот выскочили мы из-за бугра и вперёд. Бах-бах, - пронесло и на этот раз. Остановились в перелеске, ждём – а трибунала-то нашего нет, не едут и не едут.

Спрашиваю шофёра: «Ты точно видел, что немец мимо попал? » - «Точно, - говорит – оба разрыва даже не на дороге были! »

Подождали мы их с полчаса и поехали дальше сами. Ну всё я там выяснил, насчёт новобранца: бежал в тыл, кричал «Мама», сеял панику итд. Поехали обратно.

Приезжаем на КП. «Что случилось с трибуналом?», - спрашиваю.

– «Ничего не случилось», - мне говорят. «Они сейчас в столовой чай пьют».

Вызываю командира комендантского взвода, приказываю немедленно доставить трибунал ко мне. Через пять минут приводят ко мне эту троицу. Один ещё печенье дожёвывает. Спрашиваю: «Куда вы делись? Почему не ехали за мной, как я приказал?»

- «Так ведь обстрел начался, товарищ Генерал-Полковник, поэтому мы назад и повернули. »

Говорю им: «Обстрел начался, значит, бой начался. А вы меня бросили в этом бою, струсили. Кто из вас законы военного времени знает? Что полагается за оставление командира в бою и бегство с поля боя?»

Побелели. Молчат. Приказываю командиру комендантского взвода: «Отберите у этих дезертиров оружие! Под усиленную охрану, а завтра в 09:00 расстреляйте всех этих троих перед строем!» Тот: «Есть! Сдать оружие! На выход!»

В 3 часа ночи звонит Хрущёв (член Военного Совета нашего фронта). «Иван Михайлович, ты что вправду собираешься завтра трибунал расстреливать? Не делай этого. Они там уже Сталину собрались докладывать. Я тебе прямо завтра других пришлю взамен этого трибунала».

«Ну уж нет, - я Хрущёву говорю. – Мне теперь никаких других не нужно! Только этих же хочу.» Тот засмеялся, говорит: «Ладно, держи их у себя, раз хочешь».

И вот аж до самого конца войны мне ни одного смертного приговора больше на подпись не приносили.

даже не понимал отличия между салагами и дедами... Ну далек человек от всего этого, что с него возьмешь? Впереди два года еще, освоится...

Сам Поликарпов был маленьким нелепым очкариком, целыми днями торчавшим с паяльником в своей мастерской. Единственное, что его спасительно отличало от остальных салаг - это звание: был Поликарпов лейтенантом-двухгодичником...

Конечно, мы частенько подкалывали его по дружески, не без этого.

Один раз посоветовали:

- Товарищ лейтенант, у нашего полковника, недавно дембельнулся адъютант, тоже лейтеха–двухгодичник и сейчас комбриг без адьютанта. Попроситесь к нему, там лафа, катайся себе на командирской машине и ни хрена не делай...

Когда к нам в мастерские заглянул комбриг, все сбежались понаблюдать эту сцену и Поликарпов тут как тут:

- Товарищ полковник разрешите доложить: имею желание стать Вашим адьютантом. Просто мечтаю...

Комбриг был мужиком неглупым, понял откуда ветер дует. Он хитро прищурился обвел нас свирепым взглядом и ответил:

- Я еще не генерал, тоже пока только мечтаю. К нашему общему сожалению, полковнику не положен адъютант, но если вдруг стану генералом, Вашу кандидатуру лейтенант, я рассмотрю в первую очередь...

В другой раз мы науськали лейтенанта, что у комбрига сын морской офицер

(что правда... ) и старик обожает слушать песни под гитару, особенно про море (на самом деле – сам вид гитары, его дико бесил... ) Лейтенант раздобыл инструмент, репетировал с самого утра и когда комбриг, обходя часть, заглянул к нам, мы будучи на «шухере», свистнули Поликарпову, что пора и тот сидя в курилке, запел:

- Море-море, мир бездонный...

Полковник зашел, сделал вид что так и надо, обошел территорию, дал пару ценных указаний и под конец остановился около лейтенанта. Постоял, послушал притопывая ногой, даже с припевом немного помог, а как только отзвучал последний аккорд, аккуратно взял гитару и молча без эмоций располовинил ее о железный грибок.

Лейтенант на нас не обижался, офицеру обижаться на солдат – последнее дело... А вот уважали мы его за отчаянную безбашенность и храбрость перед лицом начальства. Не каждому это дано, а после одного случая все стали звать его «Комбриг».

В день Советской Армии в части проходил парад, но лейтенант Поликарпов мысленно был уже не в строю, а в отпуске, вчера он "проставился" офицерам за отъезд и сегодня сразу после парада, должен бегом мчаться на вокзал. Настроение великолепное.

Комбриг орал что-то бравурно-перестроечное, вдруг увидев улыбающуюся физиономию нашего лейтенанта, остановил свой доклад и зарычал: Товарищ лейтенант, а Вам видимо не интересно о чем я говорю! ? У Вас там что-то свое смешное! Давайте расскажите нам, мы всей частью посмеемся! Что вы молчите, Вы же так смеялись только что! ! ? Может Вы думаете, что бригадой командовать - раз плюнуть и я тут перед всеми дурака валяю! ! ? А ну как попробуйте сами покомандовать, а я в сторонке постою посмеюсь! Ну, чего притихли как красна девица! ? Лейтенант Поликарпов!!!

- Я!

Выйти на середину плаца и принять командование бригадой!

- Есть!

Лейтенант вышел строевым шагом, обвел взглядом пятьсот человек и заорал:

- Часть! Ровняйсь! Смирно!!! Слушай мою команду: Я сегодня отбываю в краткосрочный отпуск на родину и старшим за себя оставляю полковника

Ершова! До свидания товарищи!

И часть подхватила: «ДО СВИД-А! ТВ-А-РИЩ! Н-А-НТ!!! »

Поликарпов повернулся и, не оборачиваясь, пошел в свою мастерскую за чемоданом...

К чести полковника нужно сказать, что был он мужиком великодушным и единственным последствием действий лейтенанта был громогласный хохот комбрига на всю часть...

он - поощрение: сфотографироваться с офицерами кафедры. Ну и во время этого процесса поставил он одному капитану рожки. В процессе этого никто не заметил, а на фотографии - все отлично видно. Ну, капитан, паскуда, дал слово офицера и коммуниста, что он этого просто так не оставит.

Настает последний день в лагерях. Торжественное построение. За кучу всевозможных смотров, конкурсов, соревнований вручают нам грамоты. Леша, как один из главных победителей выходит через раз получать эти грамоты.

Так вот, стоит перед строем этот обиженный капитан и те грамоты, которые заслужил Лешин взвод, он Лешке вручает, а те, которые заслужил Алексей лично, торжественно рвет перед строем, объявляя, что Леша наград недостоин. Ну, грамоты, в принципе - фигня. Пережить можно, хоть и не очень приятно. Но в завершение процесса награждения этот капитан объявляет, что Леше учебные сборы не засчитываются, он должен будет приехать на них еще через год, но еще через неделю он должен прийти на заседание кафедры и получить еще порцию [ман]дюлей. После чего все расходятся, на душе у Алексея кошки скребут. Как он потом говорил, так ему в этот момент тоскливо стало...

Ну, приходит он через две недели на кафедру для продолжения экзекуции.

Там сидят полковники - начальники учебных циклов и полковник - зав. кафедрой. Доложили ареопагу, что произошло на сборах. Начальник кафедры, заслушав доклад вопрошает:

- И что мы с этим раздолбаем будем делать?

Ну, все полковники по очереди высказываются в том смысле, что надо примерно наказать, выговор в личное дело, спуску не давать и т. д. Все высказались.

Берет слово зав кафедрой:

- Товарищи офицеры! Вы что, забыли, какими мы сами [ч]удаками в училище были?

И, обращаясь к Лехе:

- Поздравляю вас с успешным окончанием военных сборов! Можете идти!

Вот это - командир! Настоящий отец солдату!

Тридцать лет, а уже лейтенант". У него, как и у многих его друзей, было тогда уже двое малолетних детей, и достаточно успешное продвижение по корпоративной лестнице, которое тоже прерывать ой как не хотелось. И задумали они с другом от этого призыва откосить. У друга дядя оказался генералом, поэтому и пошли они к тому за помощью. Чем же помог им тогда генерал? "Ребятки, - сказал он друзьям, - я вас очень хорошо понимаю, но ничем помочь не могу. Дело это серьезное, идет по всей стране, и загребут вас всех как одного. Единственное, что я могу, это дать вам хороший совет: прежде чем пойдете служить, вам придется проходить несколько комиссий, медицинских и не только. На каждой из них вам будут задавать вопрос, хотите ли вы служить. Так вот: отвечайте, что хотите, и тогда у вас будет шанс по крайней мере попасть в хорошее место. " Так и оказалось. Комиссий действительно было несколько, и ни на одной из них не забыли спросить, хотят ли те служить.

Как два стойких оловянных солдатика друзья отвечали, что хотят. Их товарищи по-призыву и несчастью думали, что эта парочка сошла с ума: вы чё, у вас же по двое детей; вы же через пару лет станете заместителями директоров и т. д. И сами, конечно же, отстаивали противоположное - куда нам служить; у нас семьи, дети, и прочее.

Нужно ли говорить, что мой отец был отправлен на службу в Евпаторию на центр дальней космической связи; что форму он носил только для вида; что оба года проработал по специальности инженером, получая при этом две зарплаты - одну инженера, а другую - офицера; получил грандиозный опыт работы с самыми передовыми на то время технологиями, а вернувшись, стал-таки заместителем директора. Когда же он называл имена тех пунктов, куда отправились отказники, то я их даже и не запомнил.

Не обошлось без приключений.

Перед самым мостом Ататюрка из-под восточного берега выскочил турецкий патрульный катер и по УКВ потребовал от нашего большого десантного корабля застопорить ход. Чтобы принять на борт осмотровую группу.

— Совсем нюх потеряли! — не выдержал командир «Куникова» кап-два Сергей Синкин. И приказал следовать прежним курсом.

Катер забежал вперёд. Продолжая назойливо требовать от БДК застопить ход, замер, загораживая собой путь к Дарданеллам.

— Он нам ещё и борт подставляет, гад. . — желчно обронил Синкин. И сыграл боевую тревогу.

Миг — и экипаж разбежался по боевым постам. На палубе залегли морпехи с оружием. 57-мм АКашка весело подмигнула потомкам янычаров своими спаренными стволами.

Новый приказ с катера лечь в дрейф прозвучал уже как-то неуверенно. БДК в ответ отсигналил «Не мешайте моим действиям». Расстояние между высоченным носом «Куникова» и низеньким планширем патрульника неуклонно сокращалось. Наконец, когда до неумолимо надвигающейся 4000-тонной туши русского десантника оставалось меньше полукабельтова, турки врубили полный ход и, не попрощавшись, унеслись к Босфору…

Сутки спустя Мраморное море проходила «Москва» с СКРами «Сметливый» и «Пытливый». Крейсер и сторожевики досматривать уже никто не пытался.

Зато стоило отряду покинуть турецкие терводы, как на пересечку курса идущего головным крейсера бросился невесть как забредший в восточное Средиземноморье португальский фрегат «Васко да Гама». И засигналил, и засигналил!

— Чего он там? — поинтересовался командир «Москвы» каперанг Щербицкий.

Поинтересовался шёпотом, чтобы не разбудить перенервничавшего за время прохода проливов, а теперь со смаком храпевшего в командирском кресле контр-адмирала Евгения Орлова.

— Запрашивает чего-то. — ответили сигнальщики.

— «Чего-то», это чего? — кэп начал медленно закипать.

— Никак не разберём, тащ командир.

— Драл я вас мало, — прошипел каперанг, тоскливо шаря глазами по мостику в поисках с кем бы посоветоваться. Будить замкомандующего флотом не хотелось до смерти. Щербицкий потеребил себя за нос и придумал:

— Переводчика на мостик.

— Есть переводчика на мостик!

Щербицкий с опаской посмотрел на завозившегося в кресле и зачмокавшего губами контр-адмирала:

— Да тише вы, ироды.

— Есть тише!

— Блин…

— Есть!

Капраз как раз собрался кратко, но ёмко выразить свою мысль о непонятливости подчинённых, когда с воплем «Прошу разрешения подняться на мостик! » нарисовался переводчик.

— А? Чего? . . — вскинулся в кресле замкомфлота.

Кэп в немой муке вздел очи к подволоку и стиснул зубы. Через пару минут с помощью переводчика разобрали-таки запрос португальца.

«Что за груз у вас на борту? » — вслух повторил Орлов. Тупо посмотрел на Щербицкого: — Они там что? Совсем охренели?!

Поскольку вопрос был явно из разряда риторических, ответа контр-адмирал не дождался. Впрочем, он на него и не рассчитывал. Отоспавшийся замкомфлота почувствовал внезапный прилив адреналина и острое желание насмерть постоять за честь родного флага.

— Вот уроды, а? — контр-адмирал не глядя протянул руку, в которую тут же вложили бинокль.

Придирчиво изучив силуэт по-прежнему маячившего впереди португальца, Орлов от вопросов перешёл к утверждениям:

— Точно — уроды. Дожили. Докатились. Не успеешь в море выйти — к тебе уже лезет всякая мелюзга. Прямо в карман. Хорошо хоть — не сразу в трусы!

— Так точно, — счёл нужным поддакнуть капитан первого ранга, чем сразу вызвал со стороны контр-адмирала самое пристальное внимание к своей персоне.

— Ну, Александр Владимирыч, чего отвечать будем супостату?

— Ээээ… Товарищ контр-адмирал, фрегат у португальцев новенький, команда — тоже. Могли и напутать. Разрешите поднять «Зулу»-«Лиму»?

— Добро.

«Москва» — «Да Гаме»: «Ваш сигнал принят, но не понят».

Теперь задумались уже на фрегате. Однако, спустя пять минут повторили свой первоначальный запрос.

На крейсере продублировали свой ответ: «Ваш сигнал принят, но не понят».

Через минуту всё та же «Да Гама» — всё той же «Москве»: «Что за груз у вас на борту? »

— Ну, это уже хамство! — бушевал на крейсере Орлов. Да что они там о себе возомнили, колумбы х#ровы?! Да я их… Сигнал на фрегат: «Пошли на куй! »

— Товарищ контр-адмирал, разрешите обратиться? — ожил переводчик, разом взопревший от мысли о возможных последствиях орловской эскапады.

— Ну? — недовольно буркнул замкомфлота.

Сам удивляясь своей решительности и красноречию, переводчик (всего-то — старлей! ) в изумительно обтекаемых выражениях начал объяснять контр-адмиралу, что так дела не делаются. Что нахамить иностранцу любой дурак может. А вот аргументированно настоять на своей правоте может далеко не каждый. Что культурнее тут, за границей, надо. Культурней.

— Культурней? — кхм. — контр-адмирал набычился как мальчишка, который после драки оправдывается «а чё он первый начал? » — Культурней, говоришь? Ну, раз культурней… Вот ты, старший лейтенант, раз такой умный, ответь: о чём говорят культурные люди, когда им лялякать не о чём, но обидеть друг-друга не хочется?

— О погоде. — ляпнул первое пришедшее в голову переводчик.

— Отлично. — едко ухмыльнулся замкомфлота. — Александр Владимирыч, запрос на фрегат: «Какая погода в Португалии? »

— А если откажутся отвечать? . .

— Тогда сразу — «На куй! »

Португальцы от вопроса явно выпали в осадок не меньший, чем Орлов от их запроса про груз «Москвы». Минут тридцать «колумбы х#ровы» напряжённо консультировались по спутниковой связи с Лиссабоном. За это время отряд кораблей Черноморского флота успел оставить «Васко да Гаму» далеко за кормой. Наконец через пол часа португальцы вышли на связь с русским флагманом и сообщили: «Средняя температура по стране — плюс 16 по Цельсию. »

— Что ответить, товарищ контр-адмирал?

— «Так держать! »

Больше португальцы на связь не выходили…

А ещё на подводной лодке ты, почти всё время, за[дол]бан уставший вусмерть. А какие там снятся сны... эх.

И вот, вы сладко спите после полутора суток вынужденного бодрствования, а вас начинает кто-то грубо хватать руками, трясти и орать прямо в ваши свит дримсы:

- Эдииик! ! Эдиииикбляааа, вставай! [м]ляааа, Эдик, пи[c]ец, просыпайся! !

Ага, началось, думаю я себе спросонья. Механизмы гудят, вентиляция шелестит, значит на лодке всё в порядке. Вот она, значит, как подкралась-то, Третья Мировая... Это Игорь, так вероломно трясёт меня за плечи - наш турбинист, а впоследствии комдив-три.

- Да, встал, Игорь, встал! Хватит меня уже так беспардонно трясти! Что случилось-то?

Но Игорь уже выскочил из каюты и орёт в соседней:

- Борисыыыч! Борисыыычбля, вставай! [м]ляаааа, Борисыч, пи[c]ец просыпайся!

Вот жешь, интриган хренов. Через минуту стоим в проходе между каютами: Игорь в РБ и подпрыгивает, мы с Борисычем в трусах и озабоченных лицах.

- [м]ля, мужики, мне таракан в ухо заполз! ! Что делать-то! ! - Игорь, конечно, в панике. Мы с Борисычем, как знатные тараканологи, сохраняем внешнее спокойствие.

- А точно? - уточняет Борисыч, принюхиваясь.

- Сочно, [м]ля! Он лапами в ухе там шевелит! Я это чувствую!

- Надо что-то делать, - говорю.

- Да неужели! - орёт Игорь, - да вы гении, ё[ж] вашу мать, так быстро соображаете!

- Надо его убить, для начала, - рассуждает Борисыч, - чтоб он дальше в мозг к тебе не полез.

- Вмоск! ? Какэтавмоск?! - Игорь взрослый, спокойный и очень умный мужчина, но сейчас, как малое дите, право слово.

- Как-как. Через Евстахиеву трубу, конечно же, - блистаю я анатомической эрудицией.

- Ну дык давайте убивайте иво уже быстрей!

Заглядываем с Борисычем Игорю в ухо.

- У тебя ж пистолет, может застрелим его? - предлагает Борисыч.

- Не вариант, мозг-то у пациента мы не заденем, наверняка, но вот патрон я потом х[рен] спишу.

- [м]ляаааа. [м]ля-бля-бля, - причитает Игорь

- О! - догадывается Борисыч, - надо его утопить! А может он испугается и обратно вылезет от этого!

Ну всё. Решение принято. Игорь убегает в душ, топить или пугать таракана, мы с Борисычем одеваемся, хохоча, и бежим следом. Заглядываем в душ, - Игорь льёт воду в ухо максимальным напором.

- Ну что там? - искренне волнуясь, спрашиваем мы.

- Да, вроде, перестал шевелиться.

- Ну за[ши]бись, ещё пару вёдер влей, на всякий случай!

Влил. Сидим в центральном.

- Ну, что - шевелится?

- Да нет, вроде, вода только булькает.

- Чо, надо его достать теперь... как-то.

Ну нашли шурупчик потоньше, с мыслью им тараканий труп проткнуть, навернуть и вытащить. Инженеры же (один ядерщик, другой электромеханик и третий в панике) и всё такое. Борисыч, высунув язык от напряжения, начинает засовывать шурупчик Игорю в ухо.

- Ойбля! ! - вскакивает Игорь, - зашевелился опять!

- Не прокатило, - вздыхает Борисыч, - пошли-ка покурим-ка.

Поднимаемя на мостик. Зябко. Четыре часа утра, темно, холодно, сыро и неуютно. Закуриваем.

- А может его это, - дымом травануть? Эдик, дунь-ка мне в ухо дымом, да побольше.

Ну что не сделаешь ради друга? Набираю дыма побольше и начинаю задувать его Игорю в ухо. И тут. На мостик заходят удивлённые глаза командира (он дежурным по дивизии стоял).

- Что это, [м]лядь, тут происходит на моей подводной лодке?!

- Игорю Юрьевичу таракан в ухо заполз, тащ командир, - докладывает Борисыч потому, что у меня-то рот занят, - пытаемся его оттуда вытравить.

- Да лааадно? - улыбается командир такому, неожиданно интересному, событию в серых буднях береговой жизни, - а чо он туда заполз-то? Этот одесский еврей там сосиски от друзей прячет, небось?

- Товарищ капитан первого ранга! - негодует Игорь, - я попросил бы! !

- А ты таракана попроси, может вылезет. С сосиской. Ладно, не ссы - русские на войне своих не бросают! Хотя ты ж х@хол, тебя, вроде как, и можно. Чо делали-то, докладывайте.

Доложили.

- Ну вы долбое[ж]ы, что ли? - удивляется командир, - тараканы же назад не ходят, как бы он сам вылез-то, пугатели?

Ну вот, [м]лядь, откуда он это знает?

- Значит так. Сейчас пошлю машину дежурную за доктором нашим. Надеюсь, что за это время он до мозга не доберётся. Хотя, тараканы же кости не грызут, вроде бы.

- Ну тааащ командир! - требует уважительного к себе отношения Игорь.

- А будешь [зв]издеть - не пошлю. Так что попиететнее тут со мной. Тепереча от мине тут всё зависит. Пошли пока, чаю попьём.

Сидим в центральном, пьём чай. Командир, Борисыч и я, в смысле, пьём, а Игорь носится кругами вокруг командирского стола.

- Игорь, не мельтеши! - не выдерживает командир, - Что ты, как профурсетка при первом мин@те матросу, - линолеум мне весь до дыр сотрёшь!

- Да он шевелится там - как не мельтешить-то?

- А вот не будешь больше сосиски от друзей в ушах прятать. Я вот не прячу, ко мне тараканы в ухо и не залезают!

- Ну таааащ командир!

- Не ной! Будь мужиком, [м]лядь!

- Легко вам говорить!

- Конечно, легко. Я сосисками с друзьями делюсь же!

- ... ... . ! !

Привозят злого и невыспавшегося доктора Андрюху.

- Что тут у вас опять, аппендицит? - подозрительно косится на меня Андрей.

- Гороздо хуже, товарищ военврач! - торжественно докладывает ему командир, - к Игорю Юрьевичу в ухо заполз таракан и теперь тщетно пытается найти там его мозг!

- Чтобля? Таракан? А как он туда заполз-то?

- И я о том же, - радостно поддерживает его командир, - предлагаю назначить служебное расследование и, до его окончания, никаких действий с тараканом не производить, для сохранения в целостности оперативной обстановки! Да ладно, шучу, не пучь глаза, а то лопнут сейчас - давай Андрюха, доставай.

- Да я вам ветеринар, что ли? Меня в академии медицинской этому как-то забыли научить. Пошли в амбулаторию, будем что-то думать.

Всей делегацией двинулись в амбулаторию. Там Андрюха перебирает какие-то пузырьки и думает, а мы просто сидим и делаем вид, что тоже думаем. Игорь бегает из угла в угол.

- А! Во! Придумал! - показывает нам Андрюха какой-то пузырёк, - ложись, Игорь, на кушетку!

- А что там в пузырьке этом? - опасливо косится на пузырёк Игорь.

Андрей молча смотрит на него минуту, другую, третью... .

- ЭПОКСИДНАЯ СМОЛА ТАМ! Залью её тебе в ухо, а потом сделаю трепанацию черепа и добуду себе брелок с тараканом! ! Вот я тебя спрашиваю, что ты там в испарители свои сыпешь, чтоб пресная вода была? Нет? И ты мне моск не еб@! Ложись, я сказал, [м]лядь, с@ка любопытная, пока я добрый! !

Ну кто в здравом уме, пусть даже и с тараканом в ухе, будет спорить с военным врачом? Правильный ответ - никто. Доктор закапал Игорю в ухо какую-то маслянистую жидкость, обождал минут пять и каким-то хитрым пинцетом аккуратно вытащил таракана на белый свет.

- Ты там это, поглубже загляни - нет ли сосиски?

- Нет, Сан Сеич, видимо, таракан всю съел, видите, какой жирный? Ну вот, дарю тебе, Игорь, этого таракана, носи его на шее и не забывай думать о Смерти!

Доктор у нас добряк, конечно, был и широкой души человек. Мне аппендикс мой пытался подарить в банке с формалином, мол, поставь его дома на полку и не забывай думать о Смерти. Самурай херов.

- Ну что, - потирает руки командир, - дело сделано, полшестого утра, спать всё равно уже не вариант, может отработочку вахты забабахаем посерьёзнее?

- Ну таааащ командир, - ноем все в унисон, даже доктор, который в отработках и не участвует, практически.

- Ладно, лентяи и бездельники. Как вы мхом-то не поросли до сих пор? Но стресс снимать запрещаю категорически!

- Ну тащ командир, ну полшестого же утра, ну что мы совсем, что ли?

- А что - нет? Рассказывайте мне тут сказки венского леса, а то я не знаю вас. Ладно, пошли ко мне в салон, по чуть-чуть у меня есть.

- Только вы это, мужики, не рассказывайте никому, а то же запод[кал]ывают потом вусмерть, - попросил нас Игорь в салоне за рюмочкой коньяка.

- Каааанешна-канеееешна, ну о чём ты, братан, - дружно ответили мы и сдержали своё железное подводное слово. Примерно часа полтора.

Так вот и закончилась эта история, всего с одним трупом, после которой я и обладаю, не знаю зачем, знанием, что тараканы назад не ходят.