Детские истории #дом

ещё романтики.

И вспомнилось мне, как мы - я, Серёга и сестрёнка его младшая, Нинка - играли на чердаке "в докторов". Ничего "такого" - мы действительно почти спасли-таки жизнь одного живого существа.

Дело было так: Полезли мы с Серёгой как-то в воскреный день утром на чердак нашей пятиэтажки - разумеется, именно потому полезли, что лазить нам туда строго-настрого воспрещалось. Ну, и ещё потому, что у нас там, в самом торце, был "штаб" - укромный такой закуток, в котором стоял чей-то старый сундук с барахлом и было слуховое окно, открывавшее вид на крышу соседнего дома. Там можно было играть в пиратов и Чапаева; рассказывать друг другу разные истории и вообще - фантазировать. И вот только мы подошли к нашему штабу, как вдруг в окно со страшной скоростью влетает какой-то серый комок, со всего разлёта врезается в один из столбов подпорки и падает на сундук.

Смотрим - а это воробей. Лежит на сундуке кверху жопой и не шевелится - видать, здорово вписался. Глазки закатил, клюв как-то кособоко приоткрыт и только одна лапка конвульсивно подёргивается. От кого уж он там на таких скоростях удирал - неизвестно.

Ну, у Серёги (тут надо заметить, что он старше меня на целый год был и намного авторитетнее и головастее) реакция всегда была будь здоров. Он тут же этого воробья - хвать. А тот только-только, видать, потихоньку от аварии в себя приходить начинает - задышал неровно и, вроде как, зашевелился. А лапка одна так и не подаёт признаков жизни - висит, что называется, плетью. Тут Серёга и говорит:

- У него правая нога поломатая.

- Сдохнет? - спросил я.

- Если перелом вылечить - не сд@хнет. Потому что от сердца далеко. - говорит Серёга. - Гипс наложить надо. Ну-ка, держи его - я счас.

Я взял воробья в руки покрепче, ничуть не удивляясь тому, что сказал

Серёга: его отец был скульптором-любителем, так что Серый вполне мог обращаться с гипсом и глиной и даже сам лепил, бывало, таких глиняных солдатиков - закачаешься.

Минут через пять возвращается Серёга со всеми необходимыми для операции причиндалами: гипсовым порошком, баночкой из-под вазелина, папашкиным долотом для обработки камня и литровой банкой воды. А следом тащится его младшая сестра Нинка с куском хлеба в руке.

- Ты зачем её с собой притащил? - спрашиваю. - Сдаст ведь.

- Не сдаст, я ей пять копеек на мороженое пообещал. А то она сандаль давать не хотела - говорила, что будет орать, если я её с собой не возьму. Ты не ссы, я всё предусмотрел, - говорит.

- На фиг сандаль-то?! - спрашиваю я.

- А воробья фиксировать. Ты, чтоль, его держать будешь, пока я гипс буду накладывать? Он же трепыхаться будет, а это опасно - можно ещё больше навредить. А у неё как раз размер подходящий.

М-да... Минуть десять мы фиксировали воробья в Нинкином сандалике - затолкали его башкой внутрь и подтягивали ремешки до тех пор, пока он не затих, свесив лапки наружу. Потом Серёга по-шурому замесил гипс в баночке и, оттянув правую ножку воробья двумя пальцами, нанёс на неё приличный слой раствора. Култышка получилась что надо - если и не размером, то уж формой точно она напоминала палицу Ильи Муромца. Наружу торчали лишь пальчики с коготками. Нинка только лупала глазами и пищала от восторга.

- Ну, и чё теперь? - спрашиваю я, - долго ему в гипсе ходить?

- Ну, вообще-то так: сколько тебе лет, столько дней и гипс носить надо.

- говорит Серёга. - Этот, видишь? совсем молодой ещё. Полгода ему, наверное. Так что к вечеру должно срастись. Вот вечером и снимем.

Мы положили воробья на сундук. Воробей слабо вздыхал после операции. Мы насыпали ему хлебных крошек и поставили рядом с ним литровую банку с водой - на случай, если ему вдруг захочется пить, потому что летом на чердаке под шиферной крышей жарко.

... Вечером, когда мы, вооружившись молотком - для снятия гипса - залезли на чердак, воробья на сундуке не оказалось.

- Наверное, очухался и улетел, - предположил Серёга.

- Как же он теперь с неснятым гипсом будет? - спросил я. - Мешает ведь.

- Ну... Что гипс? Обтёрхается со временем. Главное, что выздоровел.

Мы молча переглянулись. А Нинка хлопала глазами и молчала...

... И только много лет спустя, на какой-то вечеринке, Нина спросила меня:

- Витя, а ты помнишь того воробья? Я ведь тогда сразу не поверила, что он улетел. Я на следующий же день поднялась одна - ох, и страшно же мне было! - на чердак и нашла там, в другом углу, кучку пёрышек и и рядом - кусочек гипса. Кошка, наверное... Я похоронила этот кусочек гипса во дворе рядом с беседкой. Лопаткой своей выкопала ямку и похоронила...

соседа за руку. Центр города, троллейбусы-трамваи, кто-то отстаёт, одна девочка ревёт, споткнувшись и ободрав коленку. Издёрганая воспитательница кричит: "Под ноги смотрите, бестолковки, смотрите под ноги!!! " Ну я, как мальчик понятливый и послушный, шагаю себе, уставившись на носки своих сандаликов. А в

Алма-Ате и сейчас кое-где сохранились, а тогда чаще встречались вековые дубы и огромные тополя, которые не спиливали, прокладывая тротуары, а просто обкатывали вокруг асфальтом. Берегли природу. Алма-Ата - зелёный город.

Ну, дальше, думаю, понятно: глядя под ноги, вхожу я прямо темечком в такой дуб. Ну ясно - слёзы, вопли-сопли - больно же! Но как же обидно было, когда та же воспиталка, что велела глядеть под ноги, вместо того, чтобы утешить, ещё и наорала: "Да вы что, болваны малолетние, надо же по сторонам смотреть! " Э-э-э. . ? Пойми этих взрослых, когда "они сами не знают, чего они хочут"!

И до сих пор хочу узнать, куда же смотрел тот (или та), кто шёл со мной в паре...

... Магадан, конец 70-х. Так сложилось, что в школу я бегал коротким путём

"двороми-огородами", ведь всегда ж опаздывал. А возвращались уже не спеша, с одноклассниками, по проспекту им. Гагарина. В то время там планировалось строительство трёх высоток (7 или 9 этажей), первых в городе, можно сказать, экспериментальных - на вечной мерзлоте. Родители работали в проектном институте, разговоры о работе продолжались и дома, т. ч. я был в курсе. Здания были ещё в проекте, а на их будущем месте пока воздвигли три скульптуры-не скульптуры, в общем, 3 красных железных серпа и молота, разьером в несколько метров (сейчас не уверен, а тогда казались огромными). Ну и лозунг, конечно, как же без него - на протяжении всей стройплощадки (будущей) стояли красные жестяные щиты выше человеческого роста, и на каждом по белой букве. Всю надпись взглядом не охватить, разве что издалека. Так вот, возвращаясь каждый день из школы, я читал по буквам этот лозунг, и складывалось "УДУРТ АВАЛС". Смыслом я особо не заморачивался, т. к. до Магадана жил в Казахстане, и привык к непонятным лозунгам типа "Беринши май жасасын! "(Да здравствует первое мая! ") или как у Задорнова - "Ленин кыш, Ленин пыш, Ленин тохтамыш! ".

Так что мало ли на Колыме народностей хоть и не русских, но партию любящих. Может быть, "УДУРТ АВАЛС" - это по-корякски или по-ненецки будет "Наша цель - коммунизм! ", ведь может?

И вот однажды, не помню по какой причине, поехал я в школу на автобусе, с парой одноклассниц. Далее прям как у Чехова: "Проезжая мимо надписи, у меня слетела крыша! " Впервые прочитав лозунг СЛЕВА НАПРАВО!!! я не смог скрыть причину своего... э-э-э... офигения от подружек. Ещё бы, несколько месяцев не догонять, что читаешь задом наперёд, шиворот-навыворот. Абстрактное мЫшленье, будь оно неладно!

А девчёнки ещё долго дразнили меня "удуртавалсом".

— Он больше не будет учиться с вами. Ему сделали операцию. Неудачно. Лёва ослеп и сам ходить не может...

Ребята помолчали, переглянулись, и тут кто-то из них предложил:

— А мы его по очереди в школу водить будем.

— И домой провожать.

— И уроки поможем делать, — перебивая друг друга, защебетали одноклассники.

У мамы на глаза навернулись слёзы. Она провела друзей в комнату. Немного погодя, ощупывая путь рукой, к ним вышел Лёва с повязкой на глазах. Ребята замерли. Только теперь они по-настоящему поняли, какое несчастье произошло с их другом. Лёва с трудом сказал:

— Здравствуйте.

И тут со всех сторон посыпалось:

— Я завтра зайду за тобой и провожу в школу.

— А я расскажу, что мы проходили по алгебре.

— А я по истории.

Лёва не знал, кого слушать, и только растерянно кивал головой. По лицу мамы градом катились слёзы.

После ухода ребята составили план — кто когда заходит, кто какие предметы объясняет, кто будет гулять с Лёвой и водить его в школу. В школе мальчик, который сидел с Лёвой за одной партой, тихонько рассказывал ему во время урока то, что учитель пишет на доске. А как замирал класс, когда Лёва отвечал! Как все радовались его пятёркам, даже больше, чем своим!

Учился Лёва прекрасно. Лучше учиться стал и весь класс. Для того, чтобы объяснить урок другу, попавшему в беду, нужно самому его знать. И ребята старались. Мало того, зимой они стали водить Лёву на каток. Мальчик очень любил классическую музыку, и одноклассники ходили с ним на симфонические концерты...

Школу Лёва окончил с золотой медалью, затем поступил в институт. И там нашлись друзья, которые стали его глазами. После института Лёва продолжал учиться и, в конце концов, стал всемирно известным математиком, академиком ПОНТРЯГИНЫМ.

чего лично самым внимательнейшим способом наблюдал, как он исписывает этот лист разными словами. По некоторым из этих слов, известных уже тогда мне, я сразу понял, что это - матерщина. Но елки-палки, ведь добрая половина этих слов мне тогда еще была неизвестна. И представьте только себе весь мой респект и уважуху к такому "ерундиту". Кстати, там на листке в конечном счете было выписано ажно где-то с десяток слов.

Но чем дальше, тем больше интригует: а что он намерен дальше делать с этим злосчастным листком бумаги? Однако оказалось все просто: он завернул где надо бумагу и превратил все это в бумажный самолетик. Ведь сам он, проживая на первом этаже, не мог из собственной квартиры блеснуть всей своей "ерундицией" не по годам. Ну и плюс к тому наверное какой-то крик души. А тут у меня в квартире ему открывалась самая блестящая перспектива четвертого этажа.

Но, то ли погода тогда была нелетная, то ли "авиаконструктор" допустил какаие-то просчеты при создании "летательного аппарата". Может, и какая-нибудь другая причина. Но самолетик, выпущенный с балкона, почему-то сразу же вошел в пике и рухнул на землю где-то в 3-4 метрах от стены дома. И этот эпизод я бы давно уже забыл, если бы не последующие события.

Вообще-то наш сосед с первого этажа вроде бы всегда был мужиком вполне адекватным. Но тут я до сих пор не понимаю, чего на него тогда вдруг накатило? Надо понимать, сидел мужичок себе спокойно на балконе, как вдруг заметил упавший сверху бумажный самолетик. И, представьте себе, не поленился, вышел из квартиры, обошел весь дом и поднял этот злосчастный самолетик. А прочитав надписи на элементах самолета, он почему-то стопроцентно уверился, что только я с четвертого этажа мог совершить такое непотребство. И, если запуск "летательного аппарата" состоялся в первой половине дня, то этот сосед до самого вечера терпеливо дожидался у окон, когда моя мать вернется с работы, чтобы вручить ей лично в руки бумажное "орудие преступления".

Как мне казалось в детстве, и до сих пор кстати кажется, моя маманя всегда лишь искала поводы, чтобы навешать мне тумаков и прочих трындюлей. И за гораздо скромные мои просчеты я регулярно получал свои подзатыльники и часами простаивал в углу. А тут - такой "замечательный" повод. Но она прекрасно знала мой почерк, так как регулярно тогда проверяла мои домашние работы из школы. И тут вышел первый казус, так как она с самого первого взгляда поняла, что неприличные слова написаны отнюдь не моим почерком.

Но надежда на расправу надо мной для нее еще оставалась, и она прихватила этот листок бумаги с собой на четвертый этаж, чтобы окончательно разобраться. А вдруг повезет, и можно будет навалять мне и на этот раз хоть за что-нибудь. Больше всего я боялся тогда смалодушничать и выдать своего друга. Однако сейчас я уже давно понимаю, что у него родители были вполне адекватными, и едва ли бы ему что-нибудь за это перепало. Но на деле дети 10-11-летнего возраста уже достаточно смышлёны, и никого я не выдал, да и сам получил полное оправдание без единого подзатыльника.