Свежие истории от 14 июля 2014

Осматривать новобранцев.

И вот, рассказывает, сижу в одном из кабинетов медкомиссии, заполняю какие-то унылые бумаги, а кроме меня в комнате еще врачиха, довольно молодая женщина, на долю которой выпало паршивое занятие: прибыла ставиться на учет большая группа спортсменов. А дело в том, у многих из них, гораздо чаще, чем у неспортивных граждан, встречается такая напасть, как варикозное расширение вен в ПАХОВОЙ области. Как результат тяжелых тренировок.

И вот, говорит, картинка такая: заходит крепкий мускулистый парень, спускает труселя, а тетя-врач (ну, лет 25, не больше) с недовольным видом, карандашиком приподнимает новобранцу "хозяйство", и вынужденно внимательно туда смотрит. Одни, другой, третий... Проходят через ее руки — простите, карандаш — человек этак 5-6... Я, говорит, за ней стал наблюдать. Понять женщину можно — одно дело с любимым мужчиной вот так по-свойски и пристально поигрывать его аксессуарами, а другое — по 10-15 штук в час, безо всяких чувств, рассматривать гениталии разного калибра. Противно, что и говорить. Хотя, кто знает, для общего развития тоже, наверное, полезно...

В общем, пропускает она большую партию, говорит — стоп, мол, перерыв — плюхается в кресло, не выпуская из пальцев карандаша, с мученическим видом закатывает глаза, СУЕТ КАРАНДАШ В РОТ, и начинает нервно ГРЫЗТЬ. Так повторялось раза три. И тогда моего друга разобрал истерический смех, и он ушел в другой кабинет. Тетя, мрачно и удивленно, смотрела ему вслед...

богатства общества. Тут он был прав. Если целый день ждешь разрешения на вылет, то чем-то надо заниматься.

Кто-то спит, играют в карты — особый разговор, некоторые читают. Но это вызывало подозрение у бдительных товарищей, да и политотдел не дремал.

Разговор не об этом. Такую операцию готовили, ждали подходящую кандидатуру.

Представьте: пара "прапоров" бегает по службам с обходным листом. Проходя мимо финчасти, наш кандидат видит, как другой "прапор" у кабинета финансиста, слюнявя пальцы, пересчитывает толстую пачку рублей.

— Это чего?

— Да за баню...

— Какую баню?

— Мы — прапорщики, сверхсрочники, нам по уставу полагалось бесплатно мыться в солдатской бане. Мы же не ходили? — Нет. Так вот, 1800 рублей — за 25 лет.

Течет слюна, и он ничего не видит, кроме этих денег. Рыба клюнула.

— А че делать?

— Зайди к финансисту.

— Ага...

1800 рэ по тем временам — это "Урал" с коляской, который в соседней деревне оторвут с руками за 2500!

— Товарищ капитан, мне бы 1800 за баню.

Капитан (наш человек) протягивает бумагу:

— Пишите рапорт.

— Какой?

— Можно в свободной форме.

— А как?

— Ну, пишите: Я, прапорщик Нечипоренко, прослужил в армии 25 лет и ни разу не был в бане. Прошу выплатить компенсацию.

"Воистину, золото сводит с ума". (Паниковский)

Тот трясущейся рукой пишет.

Капитан ставит пару печатей и посылает его в санчасть.

— Зачем?

— Порядок такой, потом — ко мне.

Бедный прапор, под бдительным оком наблюдателей, бежит в санчасть к полковому врачу.

А там - тоже наши люди.

Врач приглашает комиссию (так положено), заставляет прапора раздеться, и на этой бумаге пишет:

"Комиссия в составе (полк. врач, зубной врач, ухо-горло-нос, рентгенолог и ГИНЕКОЛОГ!) путем углубленного осмотра пациента подтверждает, что он 25 лет не мылся в бане и заслуживает полагающейся компенсации". Подписи, печати...

Финансист, удовлетворенный бумагой, посылает прапора к начальнику штаба дивизии. Этажом выше.

Начштаба дивизии, собачья должность (ведь на нем все: от боевой подготовки до последней пьянки у солдат, кражи, драки, недостача, самострелы...), спускает с лестницы прапора с его бумагой, и мат стелется густым слоем по военному городку.

Выговора получили все соучастники событий. Но их сняли к 7 ноября. Иначе 13 получку не получить...

parrot

мало! Надо как на Украине, касетными бомбами выжигать в гражданах сознательность". И то верно. Есть в многоэтажке курильщики. Бомбы туда, точечными ударами прямо по балконам. Вышел ты такой в труханах, с утрева, кофеек, сигаретку запалил, а тут х[рена]к, черная акула, с управляемой ракетой, [ман]дык. И останутся от тебя, нерадивого, одни труханы и пепел, ибо не х[рена] смолить, когда вся страна в едином порыве борется с курением.

Однажды заехал к знакомому депутату в Тульскую область, у него в кабинете на столе лежал проект какого-то обелиска, то ли героям ВОВ, то ли героям еще чего-то, не помню же. Сразу скажу, чувак вполне адекватен, почти не ворует. Почему почти? Потому что в стране среди чиновников остались только те, кто ворует и те, кто почти не ворует, других просто-напросто нет, кончились давно. Он с упоением начал рассказывать о том, как ох[рен]енно он будет смотреться при въезде в небольшой поселок городского типа.

— Слушай, у вас тут дорог нет, может лучше асфальт новый положите? – спросил я

— Асфальт? – удивился он

— Ну да, такой темный, ровный, по нему машины еще ездят, – усмехнулся я.

— Да знаю я, что такое асфальт. Только зачем он?

— Как зачем? Чтобы проехать можно было.

— Кому надо тот проедет… А вот обелиск. Обелиск нужен всем!

— Ты бы хоть людей спросил, нужен он или нет.

— Зачем? Я знаю, что нужен, а этого вполне достаточно.

Суть в том, что у нас в стране все умеют лечить, строить, ремонтировать и все поголовно знают, как будет лучше, и что нужно другим. Правда, не знают, что нужно им самим, но это не важно, главное знать, как "лучше" будет другим, остальное мелочи. Но лучше у нас почему-то делают двумя способами: Запретом, штрафами или тотальным уничтожением. Нет человека, нет проблем – национальная идея. На месте депутатов, я бы сказал: Строжайше, на всех уровнях, великодержавным голосованием запрещаем курильщиков по всей стране! И все. Проблема была бы решена. Доложили бы за Красную стенку, что курения в стране нет, потому что курильщиков запретили, запретили, как вид. А поскольку курильщиков нет, вся нация здоровая, красивая и процветающая.

Но не так все просто. В стране ужесточили санкции по отношению к курильщикам, они фактически стали вне закона. Недавно наблюдал сцену с участием курящих и некурящих. Последние стояли в примерно в 15 метрах от торгового центра, небольшой загнанной стайкой, курили и оглядывались по сторонам, как будто они не разрешенные к продаже сигареты курят, а гашиш раскумаривают. Но эти условные метры все равно не спасали, ситуацию, на улице духота, полный штиль, пелена дыма, буквально окутывала вход в ТЦ. Семейка, состоящая из полудурка, его жены, детей и тещи – змейки, проходила мимо.

— Курят, и курят. Пройти невозможно! – начала монолог теща.

— Мама, пойдемте, – заныл зять-подкаблучик.

— Бабушка, бабушка, тут пахнет плохо, – зажали нос внуки.

— Вот… Детей травите, стоите. Не стыдно? – бабка обратилась к курильщикам.

На х[рена] останавливаться возле тех, кто курит, хер поймешь, главное взъебать мозг, все остальное не важно.

— Женщина, ну проходите, мы же никому не мешаем, – попытался любезно послать бабку один из мужиков.

Уникальность заключается в том, что я всегда думал, что курильщики тотальные эгоисты (сужу по себе). Мне казалось, что им реально на всех насрать и был уверен, что когда примут закон, они все равно будут стоять и смолить на остановках, на детских площадках и так далее. Но все чаще и чаще я замечаю, что курить стали меньше, курильщики пытаются отойти подальше, некоторые даже выбирают направление ветра, чтобы дым не шел на других граждан. Но те, кто не курит, как будто стали людьми из высшего общества. Их риторика после закона стала до безобразия однообразной: Вы – скоты, вы курите, вы нарушаете закон! Особенно страшны те, кто бросил курить, те являются самыми ярыми поборниками антитабачного закона. Их речи сводятся: "Ну, я же бросил! У меня сила воли. А эти, эти, безвольные, асоциальные элементы портят всем жизнь и травят, травят нас "ангелов". А еще, еще они все козлы и сволочи. Вот. А я говорил, что они козлы? Да? Но все равно все кто курят – козлы! "

— Уйду, когда вы выкинете сигареты! Вы законы вообще читаете? – начала наезд бабулька.

— Мы стоим в 15-ти метрах, все нормально, – и мужик затянулся.

— Тут дети! Вы весь вход задымили! Я задыхаюсь! – орала бабулька.

— Мама, пойдемте, – продолжал ныть зять.

— А что, мама права! Мужчины, отойдите подальше! – вступила в диалог дочь.

— Куда? Там стоянка уже!

— Вот и идите на свободное парковочное место, там и курите, – продолжала наезд дочка.

— Никуда мы не пойдем! – мужик начал оказывать сопротивление.

— Да что с ними разговаривать, доченька? Сейчас, я быстро разберусь, — и бабулька к удивлению собравшихся позвонила в полицию.

Что характерно, все это время дети стояли рядом и дышали дымом. Но родителям было на это по х[рене], им главное было взъебать мозг курильщикам. Я думал, что или бабка блефует, или мужики сейчас бросят сигареты и с[вяж]утся. Но мужики остались, а менты приехали. Оперативно, б%%%ь, что, конечно же, доставило. Если, к примеру, умер человек, менты едут два часа, если же речь касается какой-то мелочи, то они тут как тут.

Менты вышли из машины, поздоровались, и попросили всех собравшихся предъявить документы.

— Мама, ну зачем вы? – опять занял зять.

— Так, Вадик, молчи, мама все правильно сделала. Если каждый будет проявлять гражданскую позицию, то и этих не будет, – и жена кивнула в сторону курильщиков.

Гражданская позиция, б%%%ь. Гражданская, б%%%ь, позиция. Сука, это [дол]баное словосочетание бесит. Очередная старая п%%%а, у которой зять – [ч]удак, дочка страхаебина, а внуки не выговаривают половину букв, занимает гражданскую позицию и [дол]бет мозги всем вокруг. Ей нет дела до ее семьи, ей, с@ка даже до себя дела нет, но ей с какого-то х[рена] есть дело до всех окружающих. И обычное мозгоебство, загнанное в рамки закона, называется уже красивым словосочетанием: гражданская позиция. А это уже тебе не в тапки срать и не шубу в трусы заправлять, это б%%%ь статус, название, высота, е%%%%й ты род.

Менты, посмотрев документы, начали свой монолог:

— Молодые люди, ну что вы тут стоите? Курить запрещено.

— Мы стоим в положенных 15 метрах от ТЦ, – был непреклонен явный лидер куряк.

— Но дым-то идет? Дым идет! Люди травятся! Да и нет тут 15 метров, врут они, товарищ полицейский, – залепетала бабка.

Сука, товарищ полицейский, звучит как господин бомж. Но страна меняется, бомжи реально становятся господами, а полицейские товарищами, капитализм, б%%%ь.

— Думаете? – и мент покосился на бабку.

— Уверена!

— Сереж, достань из бардачка рулетку, – приказал мент сержанту, который стоял и ох[рен]евал от всего происходящего.

— Вы это сейчас серьезно? – покосился на мента мужик.

— Вполне, приказ пришел сверху оперативно реагировать на такого рода сигналы, – невозмутимо ответил мент.

— Вот! Наконец-то государство заработало на людей! Правильно, что я за Владимира Владимировича голосовала, – торжествовала бабка.

То, что цены в стране на треть взлетели, дорог нет, леса горят, деревни под воду уходят, старики нищие – это все х[ер]ня. Главное, развернута охота на курильщиков. Как только всех уничтожат, мы сразу живем. Заживем. Такая жизнь у нас распрекрасная начнется, что аж зубы от нетерпения сводит.

Мент взял рулетку, и, встав раком, реально начал измерять расстояние. Прохожие некурящие одобрительно кивали, понимая, что происходят. В этот момент мне так жалко стало этих курящих мужиков, что аж сердце сжалось. Наверно, так в Германии в 30-ые годы отлавливали и проверяли евреев. Фашисты ходили с рулеткой и измеряли уши у всех прохожих, после чего расстреливали к херам собачьим.

— Таак, – выпрямился запыхавшейся мент. — Положенные 15 метров есть, даже чуть больше. Но вы все равно отвернитесь от входа, чтобы дым не шел.

— А почему мы должны отворачиваться? Мы ничего не нарушаем.

— Ну, я вас прошу.

Мужики, не став спорить, отвернулись.

— Вот, вот так надо с ними! Совсем обнаглели! – торжествовала бабка

Дочка и маман, раскачивая огромными жопами как лодками, поплыли в ТЦ закупать жратву, для поддержания своей массы и боевого духа, муж с двумя детьми, тощий как глист, посеменил за ними, держа детей.

Менты сели в машину и закурили, мужик, заметив это, вопросительно уставился на них. Мент лишь развел руками.