Смешные истории

Пару раз я так устраивал себе отпуск – даже в Ленинград слетал однажды – домой.

А в посёлке всё равно не разгонишься – по выходным делать особо нечего. Можно в Каунас или в Вильнюс съездить прогуляться- а так скучно. Посёлок небольшой, всё знакомо и надоело. Вот и работал по выходным – во всяком случае не отказывался, если приглашали.

В ту субботу меня уговорил выйти на работу сосед по общаге – Йоська. На самом деле Юозас. Юозас Жвирблис – в переводе на Русский его фамилия звучала "Воробышек". Мужик рыжий, мелкий, наглый и царапучий. Манера общения не просто агрессивная, а супер вызывающая. Как ему морду не били ежедневно? Если не знать, что в общем- то, он был нормальный адекватный мужик, выдержать его ехидные эпитеты – надо было терпение.

Ну, для примера – криком — "Что, [м]лядь? Куда ты лезешь, на х[рен]? Ты это руками собрался двигать? Здесь автокрана мало, мудило! Если ты это сдвинуть сумеешь, я тебе, [м]лядь, своё левое яйцо откусить дам!" — речь идёт всего лишь о небольшой металлической дверце, которую заклинило, но надо открыть.

Запускали один из блоков – котёл- турбина. После ремонта. По штатному расписанию, должны были присутствовать двое слесарей – мало ли что произойдёт? Вот мы значит и присутствовали.

Сидим в пультовой, смотрим лениво на работу операторов блока. Неподготовленному зрителю было бы очень интересно – внешне этот пульт напоминает космический центр – сотни рукояток, лампочек и прочих умных прибамбасов. Строго по инструкции проверяются и опробываются по очереди все системы управления котлом и турбиной. Не быстрая процедура.

Так. Оператор третий раз пытается открыть шибера в дымовом коробе. Зелёненькая лампочка включаться не хочет – горит красная. Стало быть, нештатная ситуация, стало быть нам надо лезть, и выяснять в чём дело.

Пошли. Дотопали до лаза, поотвинчивали гаечки на двери, повесили табличку – "Не закрывать, работают люди". Полезли. Сечение дымохода – камаз проедет. И идти от лаза до шиберов – метров восемьдесят. С двумя поворотами. Ага, ну так и есть – просто шлак попал в механизм поворота – вот шибера и не открываются. Размолотили в труху, пошевелили – действует. Можно возвращаться. С чувством выполненного долга лениво идём обратно. Открытую дверь по идее должно быть видно издалека – но что- то не виднеется. Куда она на хрен делась?

Светим фонарями – закрыто. Вот она, но закрытая, и похоже, завинчены запирающие болты. Что за?.. Какой [ч]удак постарался? Таблички не видел? Йоська начинает лупить по двери молотком, сопровождая свои действия отборным матом. Эффект ноль. Я присоединяюсь. Вместе грохочем минут десять – никакой реакции.

Это сейчас у каждого телефон в кармане, и подобные ситуации разруливаются мгновенно. А тогда мы, как два дурака оказались запертыми в дымоходе – и хрен до кого достучишься. Ситуация. Что делать- то, блин? Постучали ещё. Посидели, покурили. Ещё постучали. Йоська в изощрённой форме развивает матом перспективы – что он сделает с тем [ч]удаком, который… Ну вы понимаете.

"Пи[c]ец, яйца оторву и сожрать заставлю" — самое гуманное из его обещаний.

Ожидание чередуется приступами злобы – колотить в дверь молотком начинает уже надоедать, но больше развлечься нечем. Если бы это был рабочий день, нас бы давно услышали и выпустили – но в субботу на станции кроме эксплуатационного персонала и обходчиков никого нет. Котельный зал – двенадцать котлов, от начала до конца больше километра – нас решительно никто не слышит.

... здесь не просто непечатно, а непечатно совершенно. Даже для такого матерщинника, как Йоська.

А вот когда включились вентиляторы, и до нас дошло, что это уже запуск котла, все прежние слова стали пресными и скучными. Как бы и не ругань вовсе. Топку перед запуском полагается провентилировать. Уходит на это от пяти до десяти минут – именно столько жить нам и осталось. И деваться некуда. Йоська что- то бешено орёт, побежали в одну сторону, в другую, ещё постучали в дверь – уже на грани истерики.

Есть такая штука – называется взрывной клапан. Это обычное отверстие побольше окна, закрытое листом асбеста, и оцинкованной жестью, с просечкой крест- накрест. Служит для нештатных ситуаций – если в коробе взрыв – пусто лучше вскроет клапан, чем разворотит сам короб.

— Иди сюда, орёт мой напарник, вставай! – я не сразу разглядел этот клапан – на высоте примерно два с половиной метра. Я раскорячился, упёрся ногами и руками, Йоська влез мне на спину, в несколько бешеных ударов разнёс эту конструкцию на куски, потом спрыгнул.

А вот теперь оцените, насколько правильный и порядочный оказался мужик – вначале он подсадил меня, потом выкинул сумку с инструментами. Как он сам сумел допрыгнуть до отверстия – я не видел. Я сильно порезал руку об жестяную закраину, и грохнувшись с этой высоты ещё и ногу подвернул.

Валяюсь, дышу. Гляжу – вылезает рыжий. Сполз, целый. Трясёт обоих так, что зубы лязгают. Вот тут как раз и полыхнуло. Успели, блин. Чудом.

Как от него потом убегал оператор блока, который должен был убедиться, что мы вернулись, прежде чем запускать котёл, как прятался обходчик, не заметивший таблички "Не закрывать", и заперший нас в коробе – отдельная история.

Я этот спектакль наблюдал уже успокоившись – Йоська, размахивающий молотком, и побелевший от страха оператор. Сколько лет прошло, а вспомнить приятно – как заново родились…

Инструкции по технике безопасности написаны кровью – и это не преувеличение.

В аудитории сидит толпа потенциальных сотрудников. Схема такая, например: "те, кто закончил только девять классов – нам не подходят". Кто-то встаёт и уходит. С каждым вопросом толпа редеет. Я не ухожу. Глажу свой лысый череп и уже готовлюсь устраиваться на работу.

Замечаю, что с каждым новым вопросом подборщики персонала на меня нехорошо поглядывают. Народу всё меньше, а я сижу. Мне, по всей видимости, не верят. Но я действительно умею продавать, уверенно владею компьютером, у меня есть диплом из колледжа, областная прописка и всё такое. Мне даже показалось, что подбор нового персонала завершится только тогда, когда я, подозрительный пацанчик, уйду.

И вот нас осталось двое: я и какой-то мажор в рубашке, брюках и с голливудской причёской. Подборщицы персонала решили, видимо, громко и чётко повторить ключевой момент:

– Ещё раз напоминаем: если у вас есть судимость - то вы нам НЕ ПОДХОДИТЕ.

Неловкая пауза. И тут внезапно мажор встаёт и уходит. Я остаюсь один.

Подборщицы персонала сломались и, не зная, что делать, переглядываются.

Наконец совсем юная девушка говорит дрожащим голосом:

– Мы не можем вас принять…

– Почему? Потому что я лысый и страшный?

Они переглянулись. Молчат. Мне захотелось предложить им перекинуться в карты на то, брать меня на работу или нет. Но я не стал. Короче говоря, мне стало жаль этих юных HRок и я просто ушёл. Внизу у входа стоял мажор и курил.

– У меня нет судимости, – сказал он. – Просто стало очень интересно, как они тебя сольют))

– Они так и не смогли, и я сам ушёл.

– Красавчик))

права: это была плохая идея. Молодая женщина Табита Спрюс еще не закончила обучение. Я выпустился, но не мог устроиться учителем. Я работал в промышленной прачечной, получая зарплату немногим превышавшую прожиточный минимум. У нас был кредит на обучение, никаких сбережений и никаких льгот. У меня было две пары нижнего белья, две пары джинсов, пара туфель, и проблемы с выпивкой. Мы помнили об этом, назначая дату: 2 января 1971 года.

Той осенью мы сели в автобус, идущий из Старого Города, где жила Табби, до Бангора, где находился известный ювелирный магазин Дейз. Мы попросили показать самый дешевый комплект из двух обручальных колец, который был в продаже. С великолепной профессиональной улыбкой, в которой не было ни капли снисхождения, продавец показал нам пару тонких золотых колец за 15 долларов. Я достал бумажник, который тогда пристегивал байкерской цепочкой к шлевке джинсов, и заплатил за них. В автобусе по дороге домой я сказал: "Готов поспорить, они оставят зеленый след на наших пальцах".

Табби, всегда колкая на язык, ответила: "Надеюсь, мы проносим их достаточно долго, чтобы узнать это".

Десять недель спустя или около того, мы надели эти кольца друг другу на пальцы. Костюм, который я надел, был слишком велик для меня — я взял его взаймы у будущего шурина, — а моим галстуком гордился бы сам Джерри Гарсия.

Моя новоиспеченная жена была одета в голубой брючный костюм, несколько месяцев до этого служивший нарядом подружки невесты на свадьбе ее подруги. Она была великолепна и напугана до смерти. Мы поехали на свадебный прием (бутерброды с тунцом и содовая) на моей машине, стареющем Бьюике с дышащей на ладан коробкой передач. Я все время трогал большим пальцем кольцо на безымянном пальце левой руки.

Несколько лет спустя — три? пять? — когда Табби мыла посуду, ее кольцо соскользнуло с пальца и упало в сливное отверстие. Я вырвал заглушку слива, пытаясь найти его, но в темноте обнаружил лишь заколку. Кольцо исчезло. Тогда я уже мог купить вместо него новое, более изящное, но она все равно заливалась горькими слезами из-за потери первого настоящего кольца. Оно не стоило и восьми долларов, но оно было бесценно.

Жизнь хорошо обошлась со мной в вопросе карьеры. Я написал бестселлеры и заработал миллионы долларов. Но я ни разу не снимал это дешевое кольцо с левой руки с того самого дня, как моя жена с дрожащими губами и руками и блестящими глазами надела его.

Кольцо заставляет задумываться о будущем, помнить, что у нас было (почти ничего) и какими мы были (чертовски хорошими ребятами). Не дает забыть, что цена вещи и ее ценность — не обязательно одно и то же.

Прошло уже 42 года, а зеленого следа все ещё нет.

Стивен Кинг

четвёртый в истории по рейтингу. А есть ли какие-нибудь иерархии в живописи? Списки лучших?

— Нет, — отвечает он, — живопись не спорт и тут всё гораздо субъективнее. Тут сравнивать можно лишь приблизительно. По вкладу, по влиянию, по стилю.

Мы немного помолчали, а потом Левон, хитро улыбаясь, спрашивает:

— А сказать, кого ты мне напоминаешь, если сравнивать шахматы с живописью?

— Кого?

— Художника Попкова!

Я засмеялся.

— Ты не мог придумать что-то другое?

— Да я вполне серьёзно, — говорит Левон. А глаза подозрительно сверкают от радости.

— Ну и ладненько, — смиренно говорю я, — Попков так Попков, тебе видней.

Проходит некоторое время. Левон потащил меня в Национальную картинную галерею Армении, хотя бывал он там десятки раз.

— Приобщу, — говорит, — тебя к высокому искусству.

Вошли. Начали с последнего этажа. Восторг! Не думал, что галлерея меня настолько поразит. Вокруг шедевры признанных мастеров: Рубенс, Ван Дейк, Буше, Курбе, Тинторетто, Кандинский, Шагал, Репин, Айвазовский...

Заметив моё восхищение, Левон говорит:

— Только Попкова здесь не хватает.

И смеётся, зараза. А потом как бы невзначай подводит меня к одной картине:

— Ашот, взгляни какой шедевр. Нравится?

Смотрю — и впрямь шедевр.

— Великолепная работа! — говорю я.

Левон смотрит на меня и еле сдерживает смех. И тут до меня доходит. Я бросаю взгляд на имя автора. Попков!

— Так ты не шутил?! Такой художник в самом деле был?!

— Ну, видишь, дорогой, — говорит Левон, дружески кладя руку мне на плечо, — разве я сравнил бы тебя с кем-то недостойным!

она. — Ведь уже август, а я их просто обожаю!

— Какой такой нитрат, чудо, а не арбуз. Как мед! — встрепенулся стоявший за прилавком джигит.

— Да я знаю, знаю. Выберите мне пожалуйста хороший. Только не очень большой, чтобы я до дому донести могла.

— Все сделаем красавица, вкусный и не тяжелый! Все в самый раз. Будешь есть и радоваться. Смотри какой красавец! — и он похлопал по бочку лежащий в огромной куче арбуз.

— Давайте, давайте! А-то я прямо здесь его проглочу! Сколько с меня?

Рассчитавшись, она ухватила арбуз двумя руками и прижав к животу устремилась к подъезду, под причмокивание джигита вслед ее ладненькой фигурке. Не успела она войти в квартиру, как из-за угла дома вырулила Лена идущая из женской консультации. По причине, кстати, своей подходящей к окончанию срока беременности. Что не мешало желанию к вкусу лежащего горой на развале продукта. А иногда даже усиливало.

— Арбузики! — произнесла она и устремилась к прилавку. — Взвесьте, пожалуйста! Средненький, но хороший! — Джигит оторвался от смартфона, поднял глаза и потерял дар речи. Он смотрел на Лену и какие мысли у него были в голове сказать невозможно. Это смутило и Лену. — Что? — не поняла она, — дайте мне пожалуйста арбуз, очень хочется, я их обожаю.

— Да понял, понял, — наконец-то заговорил продавец и взял из кучи арбуз. Смотря почему-то на Ленин живот, потом еще раз взглянул в лицо, как бы проверяя, не подвела ли его зрительная память и причмокнул, пронеся арбуз мимо весов.

— Сколько с меня? — ничего не понимая, спросила Лена.

— Дарю, просто дарю. Хороший покупатель, приходи еще.

как раз про двух таких мастеров.

Когда С-ты. придумали приносить с собой "бомбы", то есть написанные ответы на листах (принес, незаметно достал из пачки и сдал экзамен), то П-ды. вынуждены были как-то отвечать (обыскивать экзаменующихся, заставлять их снимать пиджаки), а кое-кто решал вопрос кардинально — расписывался на пустых листах входящих С-тов. И тут вариантов у С. оставалось немного, а точнее один — незаметно достать "бомбу" и переписать содержимое на чистый лист с автографом П.

И вот на одном из экзаменов сошлись в смертельной схватке Мастер-С. и Мастер-П. У каждого за плечами столько-то и столько-то боев и ни одного поражения. Мастер-С. специально тренировался перед экзаменом, хотя мастерсва ему было не занимать — он творил буквально чудеса списывания. А у Мастера-П. было свое ноу-хау — он конечно же расписывался на чистых листах, а потом запускал в аудиторию 6-8 С-тов. , садил их на переднии парты, а сам садился сзади них на какой нибудь парте или просто стоял возле стены. Малейшее движение становилось предметом пристального наблюдения. Верящие в свою удачу "фартовые" тут же отлавливались и с позором изгонялись, слабонервные вставали, клали на стол Мастеру-П. пустые листы и, тем самым признав свое поражение, уходили с экзамена. Списать было невозможно — он даже экзамен принимал не за столом, а за какой-нибудь задней партой. По общему убеждению — не пропустить списывающего С. было для него более важным делом, чем экзамен.

Но и наш Мастер-С. был не лыком шит — он сумел достать "бомбу", переписать 90% ответа и был буквально в милиметрах от успеха, но одно неверное движение и вот уже Мастер-П неумолимо как пи%дец приближается сзади, готовый накинуться на неучтенный лист бумаги, разоблачить негодяя и торжествовать победу. Вальяжная медлительность и самоуверенность сыграли злую шутку с Мастером-П. Интуитивно почуяв неладное, Мастер-С принял единственно правильное решение — он вдруг дико закашлялся, потом схватил "бомбу" и стал в нее сморкаться и отхаркиваться и в конце концов скомкал этот лист бумаги и кинул под парту. Мастер-П. просто окаменел, застыв с протянутой рукой — достать и развенуть скомканную бумажку было хуже поражения, а Мастер-С. , выждав паузу, скромным голосом сообщил, что он к ответу готов...

Результатом сражения надо признать ничью. Мастер-С. получил тройку, хотя написанный ответ тянул не меньше как на 4. Но и двойку Мастер-П. поставить не посмел — достойного противника надо ценить.

И вот долгожданный берег. Но трапов никаких. До берега ещё вода, вода, а нам предлагают залезть в шар из сетки(кошелёк) и в этом сооружени нас на устройстве типа крана, крюк которого держит этот "кошелёк" должны доставить на берег. Девчонки визжат, пищат, боятся. И тут в эту сетку забирается наша куратор, божий одуванчик, уважаемый и любимый преподаватель диалектологии и со словами: "Девочки, это совсем не страшно! " — перемещается на берег. Там она вылазит из "кошелька", крутится на берегу, показывает нам что с ней все в порядке и забирается обратно. Прибывает к нам на пароход, выбирается из сетки, идёт убеждает нас в безопасности перемещения и опять лезет в сетку, подавая нам пример. Обалдевший "водитель" устройства кричит: Ээээ! Э! Бабка! Тебе чего тут карусели? Ты чего это кататься тут вздумала?

В ответ, Ольга Тимофеевна топает ножкой и возмущается: Я вам не бабка! Я кандидат наук! И дама! Имейте уважение!

Немая сцена. Потом все начинают хохотать, и студентки, лезут в "кошелёк" чтобы не подводить своего куратора. За один раз всех не переправили, и каждый раз, наша кандидат наук стояла в сетке, чтобы девчатам было не страшно.