Смешные истории

адвокатами, мордатыми охранниками и даже одним нотариусом.

Фирма теснила жильцов по всем фронтам, и дело даже не в объявлении. Ну, подумаешь, отвоевали у дома десяток парковочных мест, не баре, приткнутся в соседнем дворе, беда в том, что вечная очередь у входа в контору, с девяти утра до шести вечера, начисто перекрывала собой узкий перешеек, и в "каменном мешке" оказывались все пятьдесят машин целого дома.

Утром люди пытались выехать на работу, но путь им всякий раз преграждала, какая-нибудь пара-тройка машин, с клевым музоном из открытых дверей, а перед машинами, на корточках сидели бойцы заград-отряда в ожидании своей очереди к нотариусу. Спешить им было некуда, вот они и сидели целыми днями на пути. То ли организованно какали, то ли просто четки в руках крутили, непонятно…

Скандалить и драться с ними было бессмысленно и не потому, что духу не хватало, просто они, хоть и были все на одно лицо и даже с одинаковым музончиком, но все же, каждый день это были новые бойцы, ничего не знавшие об истории вчерашних сражений.

Туалет в юридической фирме имелся, но только для персонала, посетители же активно пользовались вертикально передвигающимся биотуалетом.

Дошло до того, что даже мамочки с колясками предпочитали ходить по лестнице пешком, чтоб только не ездить в биотуалете.

А война все расширялась, набирала обороты, но на то враги и были юристами, что с бумажной стороны к ним никак нельзя было подкопаться. Аренда и деятельность законная, а конфликты с парковкой и туалет в лифте – это частные дела посетителей, за которые фирма ответственности нести не может. Ведь это юридическая контора — "Гарант", а не детский сад — "Родничок".

Осажденные жители вызвали участкового для переговоров на высшем уровне, но когда увидели, насколько тщательно он вытирал ноги перед тем, как постучать во вражеский генеральный штаб, всем стало ясно, что этот засланный казачок им тоже не помощник…

Наконец, жильцы дошли до крайности — психанули, собрались всем домом и предприняли лобовую атаку офиса, но на встречу им вышли два уравновешенных танка в черных костюмах, они сначала молча показали пальчиком на многочисленные камеры слежения, а потом — на свои кобуры — это несколько охладило пыл нападавших, атака захлебнулась и ушла в свисток.

Война так бы и закончилась окончательной победой юридического монстра над бедными жителями дома, но у любого, даже самого свирепого и могущественного монстра, есть своя ахиллесова пята, нужен только герой, который сможет ее отыскать.

По счастью, в этом несчастном доме жил такой герой. Он звался Игорем и учился в десятом классе.

Игорек прошел по всем квартирам, собрал по сто рублей на партизанскую войну, каждому посоветовал крепиться и готовиться к некоторым неизбежным военным лишениям.

И люди были готовы на все, они жали герою руку, крестили и целовали в лоб, благословляя на ратный подвиг. Все для фронта – все для победы…

Всего лишь через месяц с небольшим, фирма потерпела от Игорька оглушительное поражение и одним прекрасным утром выбросила белый флаг.

Вражий офис отступил и обратился в организованное бегство в неизвестном направлении, видимо, в поисках врагов попроще…

Вот так и закончилась эта великая битва вседомового героя – Игорька, со всемогущим Голиафом…

P. S.

…А теперь я продемонстрирую свои телепатические способности и попробую предугадать ваш немой вопрос, более того, сразу же на него и отвечу:

— Собрав со всех квартир по сто рублей, Игорь сел в метро и поехал на Митинский рынок, там-то он, немного поторговавшись, и приобрел страшное оружие возмездия — небольшой черный ящичек с рожками.

Вернувшись домой, наш герой стал врубать свой рогатый ящик, каждый день, строго — с 9-и до 18-и и от этого все сотовые телефоны в радиусе 30-ти метров мирно засыпали аж до самого вечера и дом погружался в девятнадцатый век.

Но главное, то, что вражеский штаб остался совсем без связи.

А что такое генштаб без связи?

Так, жалкая кучка потенциальных военнопленных в хромовых сапожках…

10-и финалистов выбрал сам Йозеф Геббельс. Всего же на конкурс было прислано больше 30 000 фотографий.

Поскольку мама малышки точно фотографию не отправляла, она отправилась к единственному человеку, который мог это сделать. Ханс Баллин (Hans Ballin), известный берлинский фотограф не стал отпираться. Он был очень доволен своей шуткой. Узнав о поисках "идеального арийского ребенка", образ которого должен был использоваться в пропагандистских целях, он намеренно отправил на конкурс фотографию шестимесячной Хесси Левинсон, сделанную в его студии. Конечно, фотограф знал, что малышка – еврейка, поэтому хотел посмеяться над нацистской расовой теорией, которая, по мнению шутника, и выеденного яйца не стоит.

Но маме победительницы было совершенно не смешно. На дворе 1936 год, и уже действуют новые расовые законы, извращенно ограничивающие свободы евреев — от запрета на работу в государственных учреждениях и вступление в брак и интимные отношения с немцами до невозможности покупать и водить автомобиль, ездить на велосипеде, купаться в море и даже сидеть на парковых скамейках. Семья уже от этого пострадала. Яков Левинсон, талантливый оперный певец и отец "идеального арийского ребенка" был уволен из оперного театра и вынужден работать коммивояжером, чтобы прокормить семью.

Перепуганные родители, опасаясь, что Хесси узнают и ничем хорошим это не кончится, почти год не выходили с ней на улицу. А их дочь действительно была популярна. За журнальной обложкой последовали плакаты и открытки, и, понятно, что на отчисления от их продаж, еврейская семья не претендовала.

В 1938 году Яков Левинсон был арестован, и ему чудом удалось вырваться из тисков гестапо благодаря протекции друга, члена НСДАП. Не мешкая, семья уехала из Германии в Латвию, оттуда – во Францию, потом – на Кубу, и в 1949 году обосновалась в США.

И всегда Левинсоны возили с собой журнал, купленный мамой Полиной в Берлине, с "идеальным арийским ребенком" на обложке. Сейчас он хранится в мемориале Яд Вашем. А передала его в архив Хесси Тафт (Hessy Levinson Taft), ставшая профессором химии в университете NY.

крестьян, по старому — кулаков. Село было большое и богатое, имелась церковно-приходская школа, где детей обучали грамоте. Прадед преуспел: хорошо читал, писал, знал арифметику. В поле работать не любил, поэтому его отец отдал его в ремесленное училище учиться на плотника. Дед выучился, работал вольнонаемным в панской усадьбе почти до 20 лет. Но душа томилась и жаждала большего, и упросил он пана ( бывшего военного чина ) посодействовать ему и отправить в военное училище для младших офицерских чинов. Училище окончил с отличием, был на хорошем счету у начальства, и после окончания его оставили, типа, обучать молодое пополнение при училище. Когда началась Первая мировая в 1914 году, прадеда отправили на фронт командовать пехотной ротой. Провоевал дед до начала 17 года, был тяжело ранен и комиссован. Но в конце 16 года, под католическое Рождество, приключилась с ним интересная история. Все уже устали от войны- и наши, и немцы, войска плохо снабжались, не хватало боеприпасов, медикаментов, продовольствия, стояли холода, все мерзли в окопах, было много дезертиров, товарищи комунисты вели свою пропаганду среди бойцов, заедали воши, косил тиф, — в общем, полный п%%%%ц. А тут немцы решили в атаку пойти, ну, в общем, наши отбились и накосили их до хрена ( артиллерия вовремя помогла). После боя собрали наши раненых — и своих, и чужих. Своих, кого можно было спасти, в госпиталь отправили, а там - тоже п%%%%ц: ни докторов, ни лекарств, а про немцев раненых начальство сказало: "забудь, своих лечить нечем, сложи их на дно окопа, сами через день- два дойдут." Ну, и начали Гансы дохнуть от ран на морозе очень быстро. Земля мерзлая, хоронить их тяжко, и решил дед загрузить пару телег немецкими офицерами мертвыми и еще чуть живыми ( все равно помрут, сказал фельдшер ) посадил легко раненого немца за вожжи и отправил к немецким окопам. Так сказать, подарок на Рождество. Немцы подарок заценили и через пару недель под наше православное Рождество отпустили 3 — 4 наших офицеров. Один из них вручил деду дорогие часы и парабеллум с надписью на немецком: "офицеру — от офицеров, за проявленное благороство", — и посоветовал деду все спрятать и никому не говорить. Вышестоящее командование хотело прадеда сильно наказать, но один из освобожденных офицеров оказался сыном какого то важного то ли полковника, то ли генерала, в общем, дело замяли. Потом деда тяжело ранили, госпиталь и комиссовали домой. Летом 17 года прадед женился на моей прабабушке, ну, а тут — еще больший п%%%%ц — Революция, гражданская, банды, коллективизация, голодомор, репрессии, тяжкий труд в колхозе ( хорошо, что дед был хорошим плотником ) и на десерт ко всем пи[c]ецам -Вторая Мировая. Деда в армию, по причине инвалидности после ранения, не взяли и дождался он оккупации. Было начало 1942 года, немцы хозяйничали по всей Украине, особо зверствовали, когда партизаны устраивали нападения и диверсии, за укрывания партизан, евреев, оружия и др. полагался расстрел. В соседнем селе Новая Прага была немецкая комендатура, и вот кто то из местных стукнул немцам, что вот тут у нас в селе живет подозрительный тип, с немцами, мол, воевал, награды за храбрость на фронте имеет, и оружие прячет. Было дело, дед пару раз после революции от волков, зашедших в село, отстреливался, и по мародерам, грабящим хозяйство, после революции стрелял, потом патроны закончились, он пистолет и спрятал, но память людская, видно, была жива. Ну, и нагрянули к деду с обыском румыны с немецким офицером. Ну, шо, говорят, старый ( хотя деду еще и 60 лет не было, но была большая длинная борода ), давай оружие, или мы сами найдем ( дед обыска опасался, так как дочку прятал в сарае под полом, чтобы в Германию не угнали ). Ну, достал он сам деревянный ящичек, а там — пистолет, награды, и пару фоток, где он в офицерской форме. Ну, румыны руки заломали, веревкой связали и к стене хаты на расстрел поставили. Бабка — в слезы, деда за ноги хватает, румыны ей прикладом по голове. А немецкий офицер взял, посмотрел фотки, потом награды, повертел пистоль в руках и спрашивает деда( дед не плохо по немецки говорил ): Зачем оружие прятал — партизан?"" Да, не — говорит дед — я уже свое отвоевал, а оружие не сдал, так как Вы сами меня им наградили- наградное оно, вон, и надпись имеется, и еще — часы были наградные но в 32-33, когда жрать ничего не было, на муку в городе сменял. Ганс удивился: "А за что мы, мол, наградили?" Ну, дед и рассказал: мол, не дал немецким офицерам подохнуть, к своим отпустил. Фриц расстрел отменил, забрал деда в комендатуру. Просидел дед в камере почти 3 месяца, потом вызвал его комендант и говорит: "Мы, немцы, очень пунктуальная и щепетильная нация, тебе не поверили, но расстрелять всегда успели бы. но Мы послали запрос в военные архивы такого то фронта и возле такого то населенного пункта, где ты воевал. И вот пришел ответ, а в ответе сказано, что да, такой случай имел место быть, и мало того, мы нашли несколько живых офицеров, которые почти тебя опознали по твоим фоткам, это — во первых, во вторых — награждение было не официальное, а от себя — типа, подарок тебе, значит, хранить ты его не можешь, но и расстреливать тебя не будем. В третьих, лошадку с телегой, на которых ты раненых отправил, мы вам не вернули, так что получи документ и зайди на хоздвор, получи кобылку, телегу сделаешь сам, а от меня лично тебе — бутылка шнапса, банка тушенки и фрау своей пару плиток шоколада. И вернулся Марк Иванович в свое село под конец зимы живым и невредимым, и с конем. На нем пахал огороды односельчанам, возил дрова, хоронил усопших аж да зимы 1944 года. Село освободили зимой 44, накануне Рождества, и тут к прадеду пришли особисты — НКВ-дисты, забрали деда снова в ту же комендатуру, в тот же подвал, что и при немцах, и спрашивают, мол, за что тебе фашисты лошадь подарили, и бутылку шнапса, и детей ты соседских шоколадом угощал, шпион ты немецкий и диверсант, расстрелять тебя надо или лет 25 лагерей, если правду расскажешь. А истории твоей мы не верим, но проверим, а пока — посиди, подумай. И тут деду снова фартонуло: в комендатуру проездом заехал командующий 2-м Украинским фронтом и приказал доставить ему жителя дедового села, любого мужчину постарше, жившего в селе до революции. Видно, ему и доложили, что есть такой один сказочник прямо в комендатуре, и по возрасту подходит. Вывели деда из камеры, дед думал — на расстрел, завели в кабинет, сидит генерал и спрашивает: "Как звать, где, на какой улице жил, за что забрали?" Дед все рассказал — все присутствующие посмеялись не поверили, лишь генерал сидел молча, потом сказал: "Я его знаю, и это правда." И попросил всех выйти из комнаты. Остался один с дедам и спросил: "Помнишь ли пана и его детей, которые жили в своей усадьбе в вашем селе до революции." "Да — ответил дед — помню его и его двух сыновей: одного — родного и одного — его называли приемным, который часто приезжал откуда то из России и жил у пана, так как его мать умерла, и мачеха его не сильно любила, и которого пан отдал учиться в военное училище."" Что случилось с паном, его семьей и усадьбой?" Дед рассказал, что знал, что жена пана умерла до революции, сам пан с родным сыном уехал после революции на станцию в Знаменку, а оттуда — поездом куда-то за границу, усадьбу селяне разобрали на стройматериалы, железо и черепицу — себе на крыши, мебель по хатам расставили, потом распродали в городе, я забрал себе весь плотницкий инструмент, — рассказал дед. "Понятно, — сказал генерал, — а меня ты узнаешь? Посмотри внимательно." Глянул дед и говорит: "Глаза твои помню, я, когда у пана работал плотником, его пацаны часто ко мне в мастерскую приходили, я им то удочки делал, то раколовки плел, твои глаза похожи на глаза Ивана, приемного сына пана." -" А я тебя помню, плотник, в последнем письме, которое я получил уже на фронте, мне твой пан хвастался, что его плотник с фронта героем вернулся и даже с подарком от немцев за благородство. Так что, сегодня уже поздно, а завтра — домой пойдешь, я прикажу, чтобы от тебя отстали. Да и наш разговор пусть останется между нами." Деда отвели в теплую хату на ночлег, утром пришел особист- нквдист, сказал, что вопросов больше нет, и может дед идти домой. Да, и зайди на хоздвор, там тебе подарок от нашего командующего Конева Ивана Степановича ждет. Деду снова вручили вещмешок с тушонкой, бутылкой спирта, махоркой и трофейной шоколадкой, и в подарок — коровку, в хозяйстве приходится. Видно, Бог тебя, Марк, любил, — говорили односельчане, раз два раза расстрелять под Рождество хотели, и два раза с подарками живым возвращался... Умер прадед 14 апреля 1974 года в воскресенье, на Пасху. За два дня до смерти всех предупредил о скорой кончине, прабабушка пришла из церкви, где освящала яйца, пасху, дед съел поляйца и кусочек пасхи, попросил у жены прощение, если что было не так в жизни, лег на кровать и спокойно отошел в мир иной. Похоронен там же, в своем родном селе. Мне уже за 50, я живу в другом городе за 400 км, но раз в год я обязательно стараюсь навестить могилу своего предка Марка Ивановича

и вырос в мартеновской печи. При виде тазиков он дуреет. В нём просыпается огненный монстр, демон веника и пара. А я ж не знал. Я шёл просто мыться и говорить о женской вредности.

Он надел шапку, перчатки. По глазам было видно, надел бы и валенки, не было. Сказал, надо поддать. Поддавал, пока не взорвался градусник.

— Ну вот, теперь хорошо, — обрадовался Коля.

Меж тем, в парилке настало ядерное лето, всё вокруг сделалось лиловым и малиновым как на Венере в середине августа. На всякий случай я показал Коле жестами, какой я несчастный. Как бы намекнул что сдаюсь и готов уже перейти к пьянству, самолёту и Барбаре Брыльской.

Коля сказал, сейчас мы восстановим мне оптимизм. С трогательной заботой к моим неурядицам он взмахнул веником каким-то самурайским способом. Примерно на втором ударе из меня выбежали все микробы, в том числе полезные. Тогда же открылась разница между баней и процессом распада ядра. И ещё я понял, кого из гостей планировали подать на стол с яблоком во рту. На третьем ударе я отрёкся от гелиоцентрческой модели мира в пользу плоской земли, плывущей на черепахе. Всё, говорю, Коля, никто нигде уже не вертится, только не надо больше вот этого.

В ответ Коля показал как делают "припарки". Ну, которые мёртвым ни к чему. Конечно, ни к чему. Кому ж надо чтоб мёртвые бегали по бане, жалуясь на ожоги.

Потом, когда я всё-таки выжил и ел пирожки с черникой, складывая их в столбики по три, и все гости казались мне одной сплошной Барбарой Брыльской, Коля рассказал Очень Короткую Историю.

— Однажды я мылся со сталеварами. Думал, сд@хну. Было очень жарко, ужасно. Этих мужиков в деревне называли "сталевары". Они вообще беспредельщики. Один выбежал с тазиком под дождь, его ударила молния, он ничего, дальше мыться пошёл.

Так сказал Коля и тревожно посмотрел на закат...

твоих дочек. Сама выбирай какую". Она собрала чемоданы обеим девочкам и утром в день отъезда говорит Гале: "Сходи попрощаться к отцу", — девочка пошла, а вернувшись, обнаружила пустую квартиру и записку на своем чемодане: "Галя, мы уехали, живи с папой".

Так и стали жить одной семьёй: моя мама, мой папа и две Гали, а потом через 3 года родилась я. Не буду расписывать весь ужас, пережитый 8-летней девочкой после предательства матери, скажу только, что у нее начались серьезные проблемы с сердцем.

Жили дружно, девочек, чтобы различать, называли Галя большая (папина) и Галя маленькая (мамина). Разница у них была 2 года. Обе были совершенно разными: кроткая и выласканная с малолетства мамой и бабушкой мамина Галя и ребенок, ни разу до 9 лет не праздновавший своего дня рождения, периодически битый ремнем в прежней семье, немного нелюдимая и с кучей болезней папина Галя.

Моя мама приняла папину Галю как родного ребенка, отдавала все самое лучшее, постоянно плакала от жалости, неделями пропадала с ней по больницам, защищала ее и устраивала пышные празднования дней рождений. Для меня две моих сестры, две Гали, были всегда опорой, защитой и гордостью.

В 27 лет папина Галя умерла от очередного сердечного приступа. Папину первую жену зовут Надежда. Она благополучно живёт и воспитывает правнуков. Для меня она самый подлый человек на Земле, и не будет ей прощения ни в этом мире, ни в другом.

да и до сих пор рисует довольно прилично.

Ещё Ванечка — ролевик. Раньше мы таких называли "толкинутыми", но теперь это считается не политкорректным. Смысл в том, что периодически взрослые и не очень дядьки и тетки собираются где-нибудь в лесу на поляне, наряжаются в эльфов, гномов и т. п. , и носятся друг за другом, размахивая дубинками. Ванечка в этом сброде играет за урук хаев (кто не знаком с "Властелином колец" — это такая разновидность орков). Играет основательно, поэтому в экипировке имеется настоящая кираса, шлем и двуручный меч. Меч вообще представляет особую гордость: в его дол ("канавка" посреди лезвия) уложена пропитанная воском веревка, которая в случае ночных баталий поджигается. В темноте выглядит потрясающе, особенно когда этот горящий меч отражается в блестящей кирасе. У кирасы, собственно говоря, один недостаток: надевать ее достаточно тяжело, поэтому Ванечка одевается еще дома, а дабы по пути к месту встречи его не остановили (не каждый же день по российским улицам бродят великаны в блестящих кирасах) — связал себе огромных размеров свитер, который и напяливает поверх кирасы. После чего его сходство с добродушным теленком становится еще больше.

А еще Ванечка работает в психушке. Кем - точно не знаю (на мою попытку пошутить, что с его габаритами ему только санитаром для буйных работать, Ваня обиделся и больше этот вопрос обсуждать отказывался). В общем-то, довольно предсказуемо: где же еще работать художнику, по выходным превращающемуся в урук хая. Есть у меня подозрение, что он специально туда пошел, чтобы если вдруг не сможет превратиться из орка обратно в человека — коллеги подсобили. Правда, сам Ванечка утверждает, что выбирал по принципу "чтобы от дома недалеко", ибо с его габаритами передвигаться на общественном транспорте достаточно проблематично, а водить грузовик он не умеет.

Пару недель назад Ванечка возвращался домой с очередной встречи ролевиков. Возвращался уже затемно, да к тому же от метро приходилось идти пешком (оно и понятно: попробуйте при габаритах в 2 с лишним метра в кирасе забраться в такси). Вид одиноко бредущего двухметрового ботаника в нелепом свитере и с большой сумкой привлек внимание какой-то подвыпившей компании, возжелавшей пополнить свои табачные запасы за счет случайного прохожего. В общем, трое товарищей окружили Ваню, и начали докапываться. Сначала словесно, потом начали немного толкать. А потом один из товарищей совершил большую ошибку: погасил свою сигарету о Ванин свитер, оставив на нем дырку. Как потом рассказывал Ванечка, этого он уже стерпеть не мог (свитер он связал сам, потратив на него не один месяц, едва ли не больше чем на кирасу).

В общем, стащил Ваня с себя свитер, достал из сумки шлем с мечом. Шлем нахлобучил на голову, меч поджег, после чего повернулся к охреневшим гопникам и заорал. Как он утверждает, он пытался выдать боевой клич урук хаев. Зная его, подозреваю что это звучало примерно как "Б... , уе... шу нах[рен]! "Я себе прекрасно представляю, насколько красочным было это зрелище: примерно год назад мне довелось отдыхать на даче у его родителей, и когда мы сидели на улице за столом, из темноты появился Ванечка в полной боевой экипировке (как выяснилось, он в таком виде пешком дотопал от ближайшей электрички). Скажу честно, не обосрался при виде этого мрачного рыцаря я только потому, что сидел в это время на стуле, и сиденье выступило в роли запасного сфинктера.

У пьяной компании запасного сфинктера не было. Поэтому они просто ломанулись куда подальше. Ваня, конечно, острастки ради немного побежал за ними, но шансов у тяжелого рыцаря против пусть и пьяных, но легковесов, маловато. Ну да цели их порубить у него и не было.

Продолжение истории наступило следующим утром. Пока Ваня только собирался на работу, ему позвонил коллега и вкрадчивым голосом поинтересовался, а не было ли у него накануне каких-либо интересных приключений. На удивленный вопрос, с чего вдруг такое внимание, выяснилось следующее: вчера вечером в местное отделение полиции вбежали трое не очень трезвых граждан, наперебой кричавших, что за ними только что гнался рыцарь с огненным мечом, и всем им скоро наступит конец (ну это если вежливо). Поскольку граждане были заметно пьяны, в полиции их до утра просто оставили в обезьяннике. Однако на утро граждане протрезвели, но от показаний своих не отказывались, в связи с чем их и решили на всякий случай показать врачам. Поскольку о Ваниных пристрастиях к трансформации в орков в больнице знали многие, а жил Ваня, как мы помним, неподалеку — возникли определенные подозрения.

Ваня решил, что такой шанс выпадает редко. Нет, кирасу он на работу надевать конечно же не стал. А вот шлем и меч взял, благо места много не занимают. В больнице узнал, где ожидают осмотра его вчерашние знакомые, перед дверью кабинета нацепил на голову шлем, в руку взял меч, распахнул дверь и с все тем же боевым кличем урук хаев ворвался в кабинет.

В общем, Ваня получил большое моральное удовлетворение и выговор от главного врача за то, что двое из троих попытались выпрыгнуть из окна (спасли решетки на окнах, но сами стекла разбили), а третий все-таки обосрался прямо на стуле, и стул в итоге пришлось выкинуть.